* * *

Омерзительное имперское совершенство
Представляет собой сущую язву
Поэзии — как прежней, так и новейшей.

А потому — чувствительнейшая личность —
Пусть поэт навсегда избегает
Того нарочитого тщания,
Которое придаёт его творениям
Омерзительное имперское совершенство.

Анакреонтика

Трусом из битвы труся, лишь трусы я Отчизне оставил,
Но уберёг на века доблестный поротый зад.

Если ж Истории швы ограничат привольную порку —
Вспомнят мой зад, а трусы будут на флаги пороть.

Плач Лота

Ах зачем, ах зачем оглянулась она
Вот и стала: солёный болван
Мимо гнал по долине горы и холма
Кочевать бедуин караван

Ночевать бедуину велела луна
Он раскинул шатёр-балаган
Ах зачем же зачем обернулась она
Вот и стала — солёный болван

                                      Хохотали зятья индюком петуха:
                             Значит, нефть — говоришь — керосин
                                    В бороде седина, в голове шелуха
                                         Перебрал — да и верно, хамсин

                               Да и выдался вправду такой вечерок
                                           Вся округа — пузырь смоляной
                                   По железу чугун в черепах поперёк
                                            Голый воздух колдует смолой

А сегодня луна как шалфей и шафран
Развернула седой сарафан
Ах зачем же тогда оглянулась она
И стоит как солёный болван

         Значит, дождь — говоришь? Керосин — говоришь? 
                                     Ты как Ной нам вещаешь навзрыд:
                        На пороге плясать чтоб не падали с крыш
                                                    А ковчег в огороде зарыт

                                      однесите пророку смокву и хурму
                                                      Лопухов принесите ослу 
                          Ну-ка разом, друзья! Да всем хором ему! 
                                                  Как вчера молодому послу

                               И кудахтали: Ах ты вот так таки-так
                                                 И сказал бы: «А я за юнцом
              Хоть в пучину, в пустыню, в пещеру, в кабак!»
                                 Что за прелесть с весёлым концом...

А луна над пустыней одна солона
В серебре головы котлован
Но зачем же туда обернулась она
И застыла: солёный болван!

             ... Хлопотливых чудес чтоб с дружком в лопухи
                                         Про бензиновый дождик плести 
                               Десять рыбок? — Пойди поуди из ухи 
                                                  Целый город и нет десяти!

                            Ну, подругу по кругу да круг по домам!
                               Встали в сумерках — ляжем чуть свет
                            Попугай же бензином асфальтовых дам
                                             Поливай керосином проспект!

Холодна над пустыней её голова
И горька словно дым седина
Солоней чем Солёное Море глаза
Ах зачем ты глядела туда

Над смолой серебра и над серой луны
В нефть одетая ночь-бедуин
От пожара взошла головою жены
И глотнула очами бензин

Солона и горька, холодна и нема
Над пустыней сверкает одна
В небе камень-луна как её голова
Словно камень сверкает она

Стихи на зеркалах

Серые синие зелёные и бирюзовые тупые
С опасною подчас голубизной
Простые, но повёрнутые внутрь и проще — влево
Извне и вправо мутные прозрачные всё мимо,
Вполоборота, в лёд каменьям в глубину,
Из-подо льда с невероятной грустью
Где мнимое их средоточие сияет словно смерть в детстве.

А в сером отрочестве я и не узнал
Всё в простоте на голубую малость
Но верил, а вернее догадался,
Что там слепая та и вера и уверенность потом
Вдруг станет — смутная — пронзительной догадкой
Да и тростник —
Тростник мой пел от первого тупого дуновенья
Но я вникать не стал, по-юношески глух
Да так и не успел — от ветхости незрячий
Но мнимо всё плясал и действовал и созерцал
И дул и пел вершил и руки простирал,

А мимо вечно шествовали серые простые
За ними следом, говорят, зелёные бесцветные тупые
А далее совсем уж бирюзовые и мутные немые
И синие с простейшею голубизной —

Так лебеди под сталью ледяные
Всплывают голубея вновь в снегов стеклянный зной
И завершенье их над ними пристально сияет

Гриб

Гриб поднял из травы лазоревое тело
Он встал возник вышел поднял туловище голову и руки
Венок засохший лён кругом его сидения
А облако тем временем ушло за ветви и верхушки
Вода его стекала на зеркало копытца
Гриб умыл лицо холодное и лужу выпил
Рядом бросил капли,
стряхнул на окольную траву на стебли
И на листьях повисли звякнули градины текучие
Колокола расплавленной смородиной
Глаза стихии дождевой
сквозь ручейные осколки
Глядят на выходца весёлого глупца
Из-под земли голого прохожего —
Откуда он плешивый?
А на лице его лежат иголки и песок.

Глухота

Облезлый мир шипя и тая
В дыре вселенной догорал
Птенец Европы и Китая
Порхал на северный Урал
Вослед ему крича: Ура, Таймыр!
Стрелял последний миротворец
И недоваренный кальмар
На сушу клал бульонный палец
(Тщедушествуя в лоне бледных тел
Он насладиться мог но не успел)

А в океане пузырей
Скакали аленькие утки
И кит дыша одной ноздрёй
Другою нюхал незабудки
В кругу сует мирских его забот
Виднелся рыбок мыльный взвод...

Сентиментальный млекопойца
Непоправимый травоядь
В дымящих волн витую гладь
Пускает радужные кольца
И драгоценный плавит жир
В бездонный ковш топлёной лжи.