Никита КожемякаСегодня ветер с моря, сегодня здесь живут местные. Козлы сидят на лавках и излюбленный кебаб трескают. И все подростки во дворах гуляют одинаковыми парами. Ты что-то хочешь доказать; я не хочу тебя ебать — ты старая. Метро закрыто на обед, но я хожу по кольцевой длительно. Считаю звёзды на плечах, весь в парусиновых штанах и кителе. А сверху жарко и светло, и пахнет заспанная ночь трупами. Ты что-то хочешь доказать; я не хочу тебя ебать — ты глупая. Стремится ветер в мой флакон, когда спешу я на балкон с цигаркою, смотрю на бабу, что внизу гуляет то ли с кенгуру, то ли с овчаркою. А эбонитовая жизнь летит, как стая кирпичей — медленно. Ты что-то хочешь доказать; я не хочу тебя ебать — ты бедная. Я раздеваюсь догола и лезу под холодный душ — весь грация. Кого люблю, того пою, но не спасает от жары цивилизация. Я не устану пить вино и не устану над знакомыми курочиться. Ты что-то хочешь доказать; я не хочу тебя ебать — не хочется. Джамахирия
Мы шли по волнам, мы стояли на рейде, мы думали, мир это грех. И наш лучезарный и яростный грейдер был взорван без всяких помех. Когда мы умрём, мы не ждём эпитафий, нам хватит нетолстой свечи. Не надо истерик, полковник Каддафи, в холодной ливийской ночи. Твоё опахало — моя незабудка, твой уксус — моё молоко. По мёртвой пустыне на редких попутках, но нам не уйти далеко. Победной строкою любых биографий — спокойные суры чернил. Она Вас так любит, полковник Каддафи, как я никого не любил. Меня вызывают — вибрирует пломба на ультракороткой волне. Летит самолёт. Под сидением бомба, и пояс шахида на мне. Не будет могил, не найти фотографий — мы не оставляем следа. Вы невыносимы, полковник Каддафи, как лань, как живая вода.
|