Ярослав Могутин
поэт, прозаик
Родился в 1974 году

Визитная карточка

я хочу состоять из одних мускулов
я хочу чтобы мое тело превратилось в смертоносный снаряд в орудие пыток и оружие массового уничтожения с помощью которого я порабощу весь этот ебаный мир подчиню его себе или уничтожу на хуй в припадке тоски и мизантропии

в моих речах все равно никогда не было ни логики ни смысла
я скажу и сделаю абсолютно все лишь бы меня ненавидели или боготворили как можно больше людей этих ходячих урн плевательниц пепельниц и биде
по большому счету мне всегда было насрать на то что обо мне подумают скажут или напишут ведь я всегда ощущал себя в положении голого человека на голой земле которому уже нехуя терять
с недавних пор меня полностью устраивает анонимность неузнанность и незаметность
я хочу превратиться в невидимый ненавидимый призрак разносящий по миру разврат и похоть похоть и разврат
я хочу пребывать в состоянии скотского безмолвия и подобно опустившемуся вонючему диогену мастурбировать публично с животной непосредственностью и непринужденностью пердеть то и дело пускать сопли и слюни испражняться и справлять прочие физиологические нужды не зная стыда и приличий предаваться необузданному и неуемному гедонизму посыпая пеплом клааса свою невидимую бритую голову


Биография

В середине 1990-х активно выступал как журналист, после ряда скандальных публикаций вынужден был покинуть Россию. Живет в США. Автор трех книг стихов, двух книг прозы, книги интервью с деятелями российской и американской культуры, переводов из Аллена Гинзберга и др. Лауреат Премии Андрея Белого (2000).


Прямая речь

Когда пишешь о каких-то маргинальных проявлениях человеческой природы - в психике, физиологии, стиле мышления, поведения - понятно, что у многих это будет вызывать негативные чувства: неприятие, раздражение, отвращение, ненависть. Ненависть, на мой взгляд, гораздо более сильное чувство, чем любовь и обожание. Если тебя ненавидят, значит, ты сделал что-то значительное. Поэтому мой герой Cупермогутин, автор «Sверхчеловеческих Superтекстов», - это средоточие вселенского зла и всех мыслимых человеческих пороков. Как говорится, «лучше грешным быть, чем грешным слыть».

Из интервью газете «Петербург на Невском»


Предложный падеж

Русская литература до сих пор не знала такого явления как Ярослав Могутин. Он безусловно расширяет возможности языка. И не только в лексике. Человек своего времени, он пользуется всеми приемами окружающей жизни: реклама, кино, видеоискусство, порно, поп-, панк- и суberкультура, перформансы и т.д., но и варьирует приемы графические и фонетические. Очень оригинально и ново оформление каждой стихотворной страницы, идущее от традиции русских кубофутуристов и конструктивистов, только возобновленное невероятными комбинациями аd libitum компьютера. Пунктуация как правило отсутствует. Иногда все слова склеены друг с другом («Je t'aime... moi non plus», 1997-98), наподобие известного эксперимента в романе Филиппа Соллерса «Н». Употребление разных шрифтов напоминает русские авангардные издания 1910-20-х годов, но применено у Могутина в новом разрезе (сопоставление кириллицы и латиницы, разных форматов, шрифтов и кеглей, даже церковнославянских литер («Есенин», 1997, «Термоядерный мускул /Я хочу [абсолютно фашистский текст-заклинание]», где провокационно-торжественно-выпукло внедрены церковнославянским шрифтом прописные литеры СУПЕРМОГУТИН и ГИПЕРМОГУТИН). Часто белые буквы заглавий или ремарок-комментаиев автора написаны на горизонтальных удлиненных черных «окнах». Иллюстрации в большинстве случаев взяты из разнородных публикаций американской субкультуры. Таким образом, три составные элемента стихотворного искусства Могутина - просодические, сказовые и изобразительные. Такое произведение, как «Я люблю всегда убивать медленно [Жизнь опустела]» (1998) соответсвует этой поэтике: это и ритм и повествование, и картина.

Жан-Клод Маркадэ


Ярослава Могутина называют русским Рембо. При всех неизбежных натяжках, которыми чревато подобного рода сближение, мне оно не кажется совсем пустым. Конечно, Могутин не Рембо. А «русскость» его и вообще мало существенна. Но потрясение, которое вызывает поэзия Могутина у современного читателя, должно быть примерно таким, какое пережили Теодор де Банвиль или даже Поль Верлен, читая стихи Артюра Рембо. Это — ощущение брезгливого шока: «Да разве можно об этом писать? Да разве можно так писать?» Ясно, нельзя.

Владимир Губайловский


Библиография

New York, 1997. — 176 с.

Америка в моих штанах
Тверь: KOLONNA Publications, 1999. — 285 с.

Роман с немцем
Тверь: KOLONNA Publications, 2000. — 213 с.

Sверхчеловеческие Superтексты
New York, 2000. — 240 с.
Термоядерный мускул: испражнения для языка
М.: Новое литературное обозрение, 2001. — 210 с.

30 интервью
СПб.: Лимбус Пресс, 2001. — 496 с.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service