Страны и регионы

Первочеловек Адам был и первоэмигрантом; он и наша праматерь Ева после их изгнания из Рая испытали это чувство во всей полноте. Один из первых литературных эмигрантов Овидий Назон поставил между изгнанием и смертью знак равенства, в степях Гипербореи он тосковал, однако продолжал писать, хотя и не о любви, а о скорби. Наш Пушкин, изгнанный в те же края, тоже грустил и злился, но сочинил "Цыган", начал "Евгения Онегина". Не буду проводить излишних параллелей, хочу лишь расставить внутри темы заметные ориентиры. Дело в том, что великие изгнанники приняли свою судьбу не добровольно, а я сам захотел оказаться впереди своего невыездного поколения. Может быть, поэтому состояние отторженности представлялось мне как естественное продолжение советского бытия и, во всяком случае, не таким уж мрачным, как оно звучит и выглядит в написанном виде. Мне даже казалось, да и до сих пор кажется, что решение уехать было своевременным и удачным, а опыт переживания эмиграции и выживания в ней я стал считать исключительной, даже элитарной школой жизни, своего рода дополнительным "высшим образованием".

Стихами этими хорошо полоскать воспаленный зев — зев буквального горла и раззявленной души. Как, оглохнув от немолчного грохота отбойных молотков на мостовых и на газетных полосах, мы полощем уши музыкой.