Страны и регионы

... я прежде всего поэт, а музыкант — это уже после... И большинство песен были написаны как стихи. И поэтому в мое время они и не воспринимались. Нужна была эта оппозиция. Потом как-то все меняется, временные вопросы уходят. А тогда не вполне просто было. Практически никто из моих друзей-музыкантов меня не понимал. Когда я им предлагал петь по-русски, меня просто на смех поднимали, говорили, что русский язык совершенно не приспособлен ни для джаза, ни для классики, ни для рок-н-ролла.

Стихи Хвостенко имеют, безусловно, природу музыкальную: слово в процессе игры, как мяч, швыряется в клокочущий звуковой поток. Но музыка эта не минорная (иначе об этом не следовало бы и говорить, настолько затертым штампом русской поэзии стала понимаемая в постмандельштамовском смысле «музыкальность»), а веселая, восторженная, ликующая. В этом и есть, по-видимому, основное достижение «архаистов»: запечатлеть в искусстве чистый восторг кажется сегодня гораздо более сложным, чем что-либо другое. А поскольку восторг — категория иррациональная, то и утрата внятности высказывания кажется в этом контексте абсолютно закономерной. Подобно поэту Хвостенко ведет себя ребенок, впервые увидевший слона. Точнее, старик — единорога.