Верблюд — самое крупное животное Австралии. На просторах австралийского континента верблюд встречается чрезвычайно редко, чему несказанно рады все остальные его обитатели.
        Практически уже долгое время верблюд существует в одном, единственном и неповторимом, экземпляре. Экземпляр этот родился в эпоху королевы Елизаветы, возмужал при королеве Виктории, и с тех пор все продолжает расти.
        В молодые годы верблюд принимал посильное участие в освоении Австралии, невозмутимо пережевывая остатки позавчерашнего завтрака и вдумчиво изучая процесс построения новой жизни под вечно-голубым небом зеленого континента. Когда ему надоедала беготня внизу, верблюд, изгибая длинную пушистую шею, опускался до одного с уровня с суетливыми строителями и извергал им на головы галлоны тщательно пережеванной пищи.
        Однако с тех времен миновали века, пропорционально размеру тела вырос и ум верблюда, что неизбежно привело к возрастанию самооценки, категорическому отказу содействовать в эксплуатации человеком и полному переосмыслению прошлого сотрудничества. Теперь верблюд существует самостоятельно, ограничивая общение с человеком краткими, но запоминающимися визитами.

Родилась в Симферополе. Закончила Московский физико-технический институт (1987) и французский университетский колледж (2001). Работала в Объединённом институте ядерных иследований (Дубна), издательствах «Мастер», «Свента», «Грантъ». Кандидат филологических наук (диссертация «“Сто тысяч миллиардов стихотворений” Раймона Кено в контексте литературы эксперимента», РГГУ, 2003). Член исполнительного комитета International Symmetry Association (ISA). Автор учебного курса комбинаторной литературы (гуманитарный факультет МФТИ). Публиковала прозу, стихи, визуальную поэзию, статьи, переводы французской литературы. Организатор Первого австралийского фестиваля русской литературы «Антиподы».

Бонч-Осмоловская дерзнула создать ни более ни менее как периодическую таблицу литературных форм наподобие менделеевской. То есть в полном и окончательном смысле поверить гармонию алгеброй. В результате возникла разветвленная типология произведений, в основе которых лежат разные математические закономерности: комбинаторные формы (от палиндромов до литературных, музыкальных и даже философских «конструкторов»!), разного рода последовательности (от акростихов и традиционных твердых строфических форм стиха до так называемых «текстов с разветвлениями»), стремление к пределу (от моностихов до языков программирования).
<...> И все-таки самое главное в книге не это: перед нами чередой проходят попытки самой литературы щупать, осознать собственные границы, после чего совсем по-другому начинаешь читать и понимать обыкновенную, «линейную» литературу.


Книга Бонч-Осмоловской, на мой взгляд, как раз и вызвана к жизни обстоятельствами сугубо современными. История европейской поэзии от Античности до наших дней буквально насыщена открытиями различных приемов, поисками адекватной формы, различного рода усложнениями и изощрениями. В определенные отрезки времени подобные формы и их поиск актуализируются, а когда-то они затухают. Сейчас именно такой период обострения формальных поисков. Разумеется, слово “формальный” не содержит никакого негативного оттенка, который ему всячески старались придать сторонники якобы “жизненных польз” от поэзии. И вот в нашей российской ситуации должен был появиться человек, способный представить весь спектр “литературы формальных ограничений” в мировом масштабе.


Бонч-Осмоловская справедливо подчеркивает, что одной из основ литературы формальных ограничений является понимание произведения искусства как отражения мировой гармонии, меры, числа. Вера в мир как порядок и единство. Сейчас гармония мира представляется гораздо более сложной, чем математически выразимое… Если эта гармония вообще существует.