Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Города Украины
Страны мира

Студия

Проба

вернуться к списку текстов напечатать
конец света
Сергей Кубрин, 1991 г.р., Пенза
* * *

первое, что я сделаю, когда останусь жив
после конца света,
найду чистое место,
укроюсь тряпьем
и высплюсь.

и только потом я отправлюсь
искать тебя,

любимая,

ты будешь где-то там,
на третьем этаже,
старого разрушенного дома,
вся напуганная, грязная, чужая,
никому не нужная,

ты будешь держать в руках
горшок с цветком,
не потому, что любишь цветы,
а потому, что в цветке осталась жизнь,
и, значит, ты не одна,
значит, кто-то еще остался жив,
рядом с тобой.

ты ведь не будешь знать,
что я уже иду.

а я и впрямь иду.

оказалось, что очень легко
преодолевать километры,
которые нас разделяли,
и не хотели с нами знаться,

когда нет этих всех обязательств,
ежечасных звонков, передвижек,
ни одно, ни одно расстоянье
не способно на что-то влиять.

когда я приближусь к дому,
ты будешь уже готова,
ты будешь уже согласна
на все.

и вот мы пойдем по дороге,
на южный сместившийся полюс,
навстречу первому солнцу,
тогда и узнаем мы,

какие глаза у Бога,
какой же у Бога голос,
и как прекрасно, что больше
не нужно больше идти.

и только тогда ты вспомнишь,
что в старом разрушенном доме,
на третьем твоем этаже,
остался горшок цветочный,
один-одинешенек, бедный

с влажной – живой – землей.

и все-таки, как же прекрасно,
что ты не любишь цветы.


* * *

ставь точку, говорит, ставь точку,
не нужно тебе многоточие,
занимайся жизнью, женись, говорит,
в одиночку
не протянешь, и т.д., и прочее.

сколько можно, говорит, сколько можно,
утопать в этом слове чертовом,
а слово, говорю, слово-то Божье,
ну, и что, говорит, в слове-то?

«что в этом слове такого?»

ничего, говорю, такого,
ничего, говорю, страшного,
Бога ради, да ради Бога –
напечатанного, бумажного

живу.

и дышу, и питаюсь – словом,
слово на слово, день за днем,
я есть слово, и ты есть слово,
и они – слова, и о нем

замолвят тоже.

дай же слово мне, дай же слово,
что не будешь в затертом году
молодым, красивым, здоровым
догорать в словесном аду

ради слова.

говорю ему, ради слова,
стану словом, и буду жить
в переплетах,
в конвертах почтовых,
и в библейских законах суровых
буду словом
воистину жить.


* * *

мне бы вырваться и зарыться с головой,
как африканский страус,
но кругом – разбитый асфальт: март, весна,
переломишь хребет,

я стою на вокзале и жду, когда красный Икарус
приблизится к платформе,
и кондуктор проверит билет.

я сегодня еду домой, наконец-то есть повод выпить,
всемирный день разучившихся летать
и лаять,
потому в дорогу с собой я беру клубничный Липтон
и пакетик семечек,
что-то вроде – к чаю.

наш автобус едет на восток, ехать нам – далеко,
там – в родном моем городе – Бог
разливает всем молоко.

там собачьи стаи в очереди за Роял Канином,
потому никого не кусают,
хоть и лают до боли сильно.

там грачам и приют и воля,
и лететь никуда не нужно,
им за радость кружить у школы
и барахтаться в розовой луже.

в городе родном
моем,
хоть и март, но асфальт не треснут,
и песок золотой на нем,

честно.

хорошо, что бывают места,
хорошо, что путь не вечен.

у клубничного. у куста.
с головою.
по плечи.

Отзывы экспертов

Несколько лет назад Дмитрий Кузьмин, отзываясь на подборку Сергея Кубрина, писал о том, что рифма в его текстах играет роль маркера поэзии («автор пишет в рифму не потому что ему это в данном конкретном стихотворении для чего-то нужно, а потому что, что ему в школе сказали что так положено»), а также о необязательности и даже тривиальности этих текстов. Кажется, с первым Кубрину худо-бедно удалось разобраться, а вот второй пункт, к сожалению, присутствует и в текстах, присланных Сергеем Кубриным недавно. С той лишь разницей, что к двум упомянутым свойствам добавилось третье: затянутость. Это видно уже по первому тексту, где не лишенное иронии объяснение в любви зачем-то приобретает черты притчи о бедной жизни, которая теплится в цветке, который будет держать «вся напуганная, грязная, чужая,/ никому не нужная» героиня. Но потом выясняется, что несчастный цветок появился здесь не потому что героиня любит цветы, «а потому, что в цветке осталась жизнь,/ и, значит, ты не одна,/ значит, кто-то еще остался жив,/рядом с тобой.» Честно говоря, я даже не знаю, на что больше сетовать: на клишированные, абсолютно бесцветные образы, которые грубо и непонятно зачем вводит в свой текст автор – или воспроизведению диковатых гендерных стереотипов, сообщающих нам скорее об авторе, чем о сюжете стихотворения. Плюс оно, как я уже говорил, затянуто: думается, никакой адресат не вынесет такого занудства.
Второй текст лишь укрепляет убеждение в том, что основная стратегия Кубрина – это стремление скрыть отсутствие сообщения забалтыванием или апелляцией к «оригинальным» образам, которые также, скорее всего, служат маркерами поэзии. Другими словами, перефразируя Дмитрия Кузьмина, можно сказать, что Кубрин вводит тот или иной образ не потому что он для чего-то нужен, а потому что так у стихотворения больше шансов «получиться». Но это не так. На деле выходит скорее курьезно, чем как-то иначе: «в переплетах/ в конвертах почтовых/ и в библейских законах суровых/ буду словом/ воистину жить». В каком-то смысле этот текст даже более рельефно чем предыдущий фиксирует неравное соотношение бесцветности и пафоса, к финальным строчкам прямо таки режущего слух. Третий текст также подтверждает наблюдения о необязательности и затянутости.
Я бы посоветовал Сергею Кубрину обратить внимание на следующие проблемы. Во-первых, сместить акцент с себя (если там так ничего и не обнаруживается) и попробовать прислушаться к другим: то есть, от, скажем, Маяковского перейти к чтению Илья Сельвинского. Во-вторых, поинтересоваться наследием русского конкретизма, особенно Игоря Холина и Генриха Сапгира, которые более полувека назад обратились к описаниям реалий, от которых у лирического героя текстов Кубрина глаза полезли бы на лоб: настолько это действенная – даже сегодня – оптика, не приемлющая никаких культурных фильтров и прекраснодушных авторских масок. В-третьих, я бы порекомендовал внимательно изучить авторов, которые приходят к важным обобщениям, начиная говорить словно бы из «ниоткуда», с чистого листа, из точки, где от культурной памяти нет никакого проку: среди таких авторов Ян Сатуновский, Михаил Айзенберг, Михаил Гронас. Быть может, внимательное чтение этих (и других) авторов сможет избавить Сергея Кубрина от соблазна упрощения и привлечет его внимание к проблематике, не исчерпывающейся дембельским альбомом.
17.05.2013

Стихи интересные. Что особенно важно, в них есть ориентация на жизнь, на живые эмоции реального человека. Ритмическое звучание их музыкально и небанально. Мне кажется, эти стихи были бы хороши в качестве рок-текстов, хотя, может быть, эта ассоциация возникает из-за стихотворения про «Икарус» (песня на ту же тему есть у Чижа).

Пока в стихах Сергея наряду с индивидуальным звучит и нечто общее, причём это общее не поколенческого плана, а, скорее, общекультурного, романтического. Бороться с этим романтизмом не стоит, да с ним и невозможно бороться, он уже давно и плоть и в плоти и в костях европейской культуры, и я не верю, что наступит такое время, когда он будет растворён. Но важно обогащать это мироощущение своим, личным, присваивая его, внедрять его и в свою личность, и в свою эпоху, и наоборот, личность и эпоху внедрять в него. Так сказать, не к дичку прививать розу, а, наоборот, к розе дичок. И видно, что автор понимает, что это важно. В стихах однозначно видна интонация борьбы с инерцией, преодоления себя, и то, что она есть, для молодого поэта ещё более важно, чем если бы всё сразу получалось без всякой инерции.

Наверное, уместно поговорить о круге чтения, полезного поэту, стоящему на таком пути. Вообще я всегда и всем рекомендую в первую очередь даже не поэтическую книгу, а научную монографию – «Поэзию как факт» Владислава Кулакова. Там на примере советских неподцензурных поэтов видно, как личность и эпоха преодолевают общекультурное и становятся телом поэзии. И конечно, рекомендую читать поэтов, которые названы в этой книге, в особенности «Лианозовскую школу» вообще и Яна Сатуновского в частности.

Из современных поэтов, мне кажется, Сергею должна быть интересна поэзия «нового эпоса», в особенности Фёдора Сваровского, потому что из первого стихотворения подборки мне виден интерес к ясной повествовательности.
Как пример того, как социальное в поэзии становится одновременно и индивидуальным, и эпохальным, и метафизическим, можно назвать Линор Горалик, Елену Фанайлову, Станислава Львовского.

У Сергея есть и явная склонность к религиозной поэзии, к метафизическому началу, причём не в рамках какой-то религии, а опять же в пределах индивидуального поиска. И в качестве ориентира в такой религиозной-не религиозной поэзии могу назвать Марианну Гейде. Мне кажется, её опыт в этом отношении особенно интересен.
22.04.2013

Эксперты

Участники

Валентин Воронков поэт
Москва
Поэт. Родился в 1986 году, живет в Москве. Учился на филолога-слависта, работал преподавателем, переводчиком, на сервисных работах (сторожил хостел). Ранее не публиковался.
подробнее


Дорджи Джальджиреев (Роберт Штерман) поэт
Родился в 1996 г. в Элисте. Учился в Университете Яна Евангелисты Пуркине (Чехия). Студент факультета юриспруденции Калмыцкого государственного университета. Публиковался на сайте «Полутона». Живёт в Элисте.
подробнее

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service