|
Прятать
Татьяна Губанова, 1996 г.р., Самара
Предложено на отзыв: 09.06.2021
|
***
Сестры мои располнели
Первая с детства искала красную лампочку в своем теле
Вторая была слепая
Пальцы третьей пощипывал ток от экрана старого телевизора
И ступни становились мокрыми
А четвертая каждый день заставляла себя смеяться
Каждый день на то уходило все больше времени
"Мама, это наш дом?" - спрашивает ребенок.
"Это наш дом" - отвечает мать.
Сёстры мои постарели и уже не выходят из дома
"Это наш дом?" - спрашивает мать.
"Да, это наш дом" - отвечает ребёнок.
"Где наш дом? Это наш дом? " - спрашивает мать.
И свет повторял тишину.
***
Ты, возможно, умеешь петь одну и ту же песню по-разному.
По-разному.
Только одну.
По радио крутят Дэвида Боуи,
И я слушаю,
слушаю до окровавленных пальцев, которыми так удобно и страшно водить по страницам.
Искать женщин, с таким же подбородком, как у тебя.
Опевание и модуляция - это все, что я помню из музыки.
Я измучена
поиском того самого места, которого уже нет
[в нём ночи казались поздними, как непонятные фильмы],
И я ненавижу секс с его отрешенностью -
Говорю тебе .
Я дослушала.
Я дослушала.
***
Постсоветское солнце без признаков расслоения
не улицы, а проспекта (он громче, кажется).
Китч детства, вы/отрезанного из/от дерева.
«Я вы/отрезанная из/от тебя» – так говорили поэты Серебряного века, наверное.
Так говорю я.
Ты женщина, я женщина, все женщины,
Отрезавшие волосы – проложившие асфальт на тропинке между детским садом и усталостью.
Между вторыми и третьими этажами – первый,
у домов, построенных для военных.
У них, наверное, больше кухня и коридор, но об этом никто не узнает.
Потому что война до сих пор вибрирует.
Война это то, что вибрирует.
На кухне и в одиночной камере, в пустыне.
В прочем, какая разница, если ты потерян_а.
И все, что ты знаешь, это то, что ты женщина. Все – женщины.
Статус женщины.
Кто-то придумал большие лестницы, чтобы ты потерялась.
Так говорил он.
***
Я включаю «Твин Пикс»,– ты скажешь, что уже видела.
Расскажешь, как ты была хиппи (а я нет),
о том, как тебе хватило сил не закончить музыкальную школу.
И теперь нас отличает только это, остальное более-менее вписывается в конвенцию разрыва.
Я расскажу, как мой муж научил меня пить джин с тоником,
по примеру его покойного друга.
Нет он не прошел войну во Вьетнаме/Афганистане/Сирии.
Просто так надо.
Просто приоритетное,
как справедливость контроля,
насилие,
образование.
– Ты уже говорила об этом, не помнишь?
Тогда я напомню.
Это было, когда я хранила тысячелетие на своем разлагающемся балконе.
***
Ветви выглядят немного растрепанными
посреди неба, наполненного желанием,
посреди мужчин,
которые, [сделали вид, что] не заподозрили.
[Как будто бы] не заметили, что деревья - это кормящая мать, ее волосы и подбородок опущенный.
Бежать, уменьшаясь в размерах,
к самой выдуманной на свете.
Оттого что синий гораздо шире,
Мир сложнее и проще.
Снизу деревья кажутся матерью, а ее молоко предназначено сыновьям.
[Нас украдкой она кормит].
***
Хочется увидеть, как ты сокрушаешься, как ты возбуждаешься,
И вообще, делаешь что-то несвойственное себе/
мне.
Хочу увидеть, что тебе свойственно.
Хочу - от "невозможно увидеть" -
до "невозможно смотреть".
Наблюдаю твои неловкости, будто дотрагиваюсь языком до больной десны.
Снова и снова.
Хочу видеть тебя под дождем.
И эту женщину, которая каждый раз приходит к тебе.
И себя [не]оставленную тобой
|
|
Отзывы экспертов
Мне кажется, что Татьяна Губанова, сколь бы я ей не симпатизировала, несколько ошиблась с выбором критика для рецензии, потому как никто не знает лучше молодую самарскую поэзию, чем Виталий Лехциер и — теперь еще — Катя Сим, поэты, культуртрегеры, делающие много для того, чтобы самарские поэты были известны во всем русскоязычном поэтическом пространстве. Можно, конечно, не примыкать по каким-либо причинам (и у каждого есть право на эти причины) к чьим-либо литературным инициативам, но вводные данные почувствовать себе своей в определённом самарском поэтическом кругу у Татьяны Губановой есть. Во-первых, её поэзия очевидно использует практики актуального письма. Та точка, из которой движется поэтесса, возможно, не учитывает опыты докупоэтри, важные для Виталия Лехциера, но она оказывается возможна после знакомства с текстами Кати Сим и других современных самарских и несамарских авторов. Во-вторых, в её поэзии есть определенного рода целостность, когда во всей совокупности высказываний проступает авторская манера, ну или сигналы ее становления/наличия. Собственно номинирование на премию АТД и вхождение в лонг-лист в этом году означает практически признание этого факта, остается дело за малым: дооформиться, стать за счёт некоторого набора тем, образов и эстетических решений автором символически значимым и опознаваемым. Но именно это «малое» пока что представляется главной проблемой Татьяны Губановой. Ибо прощание с детством, мучительное становление идентичности, отзеркаливание Другого, которые мы видим в этой подборке, для поэзии молодых, скорее, общее место. Хочется, чтобы поэтесса его быстрее преодолела. Впрочем, здесь я плохой советчик, поскольку понимаю, что и из любого материала можно сделать что-то действительно новое, была бы воля автора, помноженная на его умения. А вот что действительно радует в текстах Татьяны Губановой: вполне убедительные попытки репрезентации повседневности, онтологизирующие и, можно сказать экзистенциализирующие её, переводящие событийный порядок в нарратив, к которому, в свою очередь, подключаются воображаемое и символическое. Пример — первый текст из подборки до «света, повторяющего тишину» (эта кода воспринимается как клише). Или вполне сильный последний текст.
18.10.2021
|
|
