|
***
Кажется, я прилечу, когда ты уже будешь спать,
впрочем,
мы с тобой по-разному пишем стихи,
хоть есть и один, одинаково
начинающийся:
так ты сказал мне,
впервые за все время
позвонив за 5 минут до вылета
(из Шереметьево):
малыш, /цитата/,
я в самолёте,
всё хорошо. Ложись
спать,
я люблю тебя.
Я люблю тебя, и этого мне достаточно,
чтобы порвать
документы, выкинуть к черту мусор,
смыть макияж,
пройти курс по праву. тарелки немытыми
стояли месяц, смотри, на что я способен
рядом с тобой
/здесь я лёг, как ты и сказал мне сделать
написав предварительно:
— Доверяй мне.
— Во всём?
— Во всём./
Нет, ещё пара строчек,
тогда уж точно доверюсь,
золотая осень,
несколько лет с нашей первой встречи:
тогда мы шли по полю
на нём уже увядшие колоски
и огромные тонконогие существа,
вышки ЛЭП
ты нёс мой рюкзак,
я — твою куртку
на себе
с пуговками-черепами
и ты сказал, положив холодные ладони
на мои плечи (даже в твоей куртке не по размеру
я почувствовал, что ты сам весь замёрз,
но у тебя мой рюкзак, а не куртка)
«пора, мой принц
я люблю тебя»
впервые сказал мне так, а
на поле был ветер,
я дрожал и смеялся,
и мы поцеловались, прижавшись друг к другу
под восторженные тихие взгляды металлических монстров,
под треск электричества.
в ноябре
у меня пары кончаются в 14.45 каждую пятницу
часовой перерыв
с которого меня заберёшь ты, но до этого
днём ранее
я буду ждать тебя вечером у КГ в прайме
надев на руки кружевные перчатки.
забавно,
тогда я ещё думал,
как неловко будет при тебе захотеть
отойти в туалет. какая безнравственность!
мы сядем в Граблях,
а на прощание ты шлёпнешь меня по заднице
у калитки Лицея.
7 декабря ты лишил меня
литературной девственности на вечере в «Даче»
теми фото меня ещё будут шантажировать,
как и тебя,
не удивлюсь,
если и этот текст повторит судьбу наших фоток,
я впервые ночевал у тебя,
мы легли на диване в гостиной,
я ужасно смущался,
утром пил морс, а не воду,
но мы целовались и отдавались друг другу
а на углу горел мусорник,
разумеется
в метро 8-ого ты прижмёшь меня к стенке перехода
как ты прижимал меня в лифте,
и я боялся, что мы застрянем от тряски
«ты мой, а я твой, навсегда»
впервые не буду плакать от расставания
мои восхитительные 17 я встречу в твоей постели
под надоедливые звонки друзей и родственников.
месяцем ранее я начал традицию удивительных подарков
для тебя, на день рождения, на годовщину,
презентации, квесты и фильмы,
один из них я сниму для тебя на
нашем поле,
другой — в подвале Лицея
каждый день звоним друг другу на ночь:
уже год не виделись,
но это только оффлайн,
на экране я вижу тебя чаще,
чем преподавателей на онлайн-лекциях
ты заберёшь меня в новую жизнь
в которой меня и тебя вывернет наизнанку
мы пойдем за продуктами на окраине москвы
в 2 часа ночи
будем спать на полу в
разъёбанном доме
будем собирать мебель
и я буду плакать в твоё плечо.
в Шоколаднице у метро
ты впервые покажешь
что тоже умеешь плакать
я многое о тебе не знал
но тогда мое сердце взорвалось где-то в горле
растёкшись по стенкам
кровавыми брызгами:
«он может быть
уязвим рядом со мной»
весна сломает меня
снова и снова
я буду
разбит
на части
на осколки
языка
тяжело сказать правду
прошлого
памяти
папа почему ты уходишь
смерти
я ем таблетки ксанакса и пью ликёр
одиночества
боли
пожалуйста прекрати прошу тебя
аборт аборт аборт
смерть темнота наркоз крик акушера
зачем я открыл глаза
ты добровольно придёшь в мой ад
ты соберёшь из меня витраж
и раскрасишь всеми цветами радуги
если бы ты не успел вовремя,
никто бы сейчас не писал этот текст.
летом я приведу тебя в мамину квартиру
мы будем трахаться примерно везде
и я усну на тебе и моей плюшевой акуле
(как на том розовом плюшевом динозавре,
которого мы усыновили в новом книжном)
и самым красивым садом
станет сквер у больницы
ты впервые со мной так надолго
мы уже у твоей мамы дома
уже за столом, чай и пирожные,
твои детские фотки,
и я чувствую, как лучи преломляются
через стекло витража
everything they hate
is everything I love
как ты знаешь, Portishead я не слушаю
но песня Граймс очень даже подходит
три волшебных дня
я бегу в Шереметьево,
опаздываю,
спотыкаюсь,
падаю с лестницы
завязываю шнурки
вижу тебя
лучший гормональный взрыв,
что когда-либо был со мной
в азбуке вкуса эклеры вкуснее,
чем в перекрестке
«я не смогу без тебя»
«я знаю, мой мальчик», нежно
проведя рукой вдоль бедра
два оголённых провода
среди фиолетовых простыней в спальне
искрят, переплетаются,
повторяют за вышками
я не умру, точнее умру,
да, от этого,
нет, не сразу
а может и сразу, не могу обещать
время подходит,
я ведь тебе доверю
и жизнь, не только
время отбоя ко сну:
но отныне и впредь
наша вселенная, к счастью,
не уложится в пару строк
/я всё равно знаю,
что ты уже долетел/
|
