* * *

Мальчик с соломенными руками
Выворачивает их и ломает.
Ему философия не помогает,
Он словно сделан из оригами,
Разрезан на части, на тоненькие полоски,
Сквозь него свет достает до пола.
Зачем, Боже, я к себе его приколола,
Носила в кармане зашитом, клала на доски
Летом, зимой окунала в прорубь
На случай военных действий,
Помещала его в альбом детский?
Пусть прилетает голубь.
Голубь – образцовая птица,
Строит, строит рыхлые гнезда.
Мы из них улетим в косматые облачка.
Не хочешь ли зобного молочка?
Мальчик считает звезды.


* * *

Стираю рукавом тепло воды.
Мы в этой речке воедино слиты.
Прозрачна память – детские сады,
Надгробий стеариновые плиты.
Я знаю, кони ходят под рекой.
Машу руками через эту воду.
Не оборачивайся пеной и собой,
Я их не трону.


* * *

Время стоит у окна и в слезах, завороженно
(Каждый нежданно-негаданно в центре событий
Собственной жизни, как минимум) смотрит на снег.
Д.Веденяпин


Отвернуться – чтоб долго глядеть на недышащий снег,
И самой – ему вровень – являться белее былого.
Мне сначала казалось, что я, как и ты – человек,
А потом, что пространство вокруг – это небо и слово.
Я как будто живу на два дома – вот здесь и сейчас,
А еще где-то там, на подходе к Пелопоннесу.
Отвернуться – чтоб долго глядеть на плывущий баркас,
И казаться себе – ему вровень – такой интересной.
Аккуратно по снегу идут мои братья с сестрой,
Наступай поточней, мы же будем играть в следопытов,
Чтоб плывущий по морю увидел следы за кормой
И подумал о детях и доме, давно позабытом.
Почему мы плывем? Для чего нам военный фрегат?
И по мачтам в ответ: я не верю, не верю, не верю.
По дороге домой паруса чуть заметно дрожат.
По дороге из дома матросы не смотрят на берег.


* * *

Каждый охотник выберет зверя себе под стать.
Я слышала даже, что можно отнять добычу у волка.
Раньше, в детстве, и я немного умела стрелять,
Но из этого навыка, точно знаю, не выйдет толка.

Крошечный сомик сегодня под корягу залез,
Коробки в воде занимают гораздо меньше пространства –
Это законный закон невыдуманных чудес,
Об их секретах знать ничего не желаю (напрасно?)

Башни хотят прикоснуться к озеру наяву,
У них кирпичные ребра и кирпичные легкие.
Я тебя больше туда не зову,
Ни к чему наблюдать, как раздеваются робкие.

Мелкий сомик перед моими глазами живет.
Когда он умер, папа его унес, а потом вернулся
С большим пакетом – и вот мой сомик опять плывет,
Папа сказал, что его полечил, и что сомик очнулся,

Но я понимала, что этот – немного другой,
Что может быть все немного другие, когда полечатся,
И что меня тоже в пакете принесут домой,
И я буду живой, но немножко другой,
А пока меня полечить родители просто ленятся.


* * *

Это не страшно, ведь это не навсегда.
Только оконные тени, оконные тени.
Город меня разрывает на провода,
Чтоб потом наблюдать за их переплетениями.
Бес пешехода уводит за лес и дол,
Листья готовы вцепиться в его осанку.
Просто возьми меня, посади на стол
И выверни наизнанку.
Ночью душа путешествует в тишине,
Чтобы пробраться утром в свое родное,
Чтобы проверить – как я жива во сне,
И, если что, оставить меня в покое.


* * *

По пути видела, как горы сползали вниз,
Особенно в районе внутреннего хребта,
Словно кто-то придерживает карниз
И сверху кусочки земли по нему катает.

Еще видела, как растет виноград –
Солнечно, ленно, столько всего внутри!
А женщины, чтобы его собрать,
Срезали с лоз синие волдыри.

Вдоль моста в маленьком-маленьком городке
Навстречу ящерки выбегали из-под камней.
Я за ними – к прохладной живой реке,
Я почти осталась жить рядом с ней.

Потом поля и сена большой кругляш.
Потихоньку ближе и ближе к морю.
И вот, в одну из ночей я вышла на пляж,
Гляжу в тебя и со своим именем спорю.


* * *

Чтобы вывеску в фокусе – щуришь глаза.
Медики утверждают: вредно, вредно.
Очень полезны белые корпуса,
Алые паруса,
И исчезать бесследно.