* * *

цветы преступные раскрылись на столе
и облако преступное цвело
коты преступные ходили во дворе
и дерево преступное росло

и солнце так преступно нынче светит
и снег преступно кристаллический идет
преступный глаз с земли на солнце метит
с преступной крыши голубь упадет

преступен сон, под утро им проснуться
преступен чай, преступна сигарета
и как преступники мы смеем улыбнуться
и как бесплотные мы смеем просиять


ПРО ДИЛАНА ТОМАСА

Меня поразил Дилан Томас,
удивительная складка его ума,
выкройка его взоров, сухая
горячечность духа, или души
и безапелляционная четкость губ.

Словно множественность его
голов, как будто он смотрит
по сторонам и вертит нещадно
этой своей головой,
а долгая выдержка фотокамеры
где-то его времен
фиксирует местоположение
каждого мига его лица.

Я знаю, Дилан, все, что ты
говоришь, — говоришь с
зеленоватым огнем, готовым
вобраться в летящий зеленый
снаряд над водой в любой
самый случайный миг.

Все, что ты говоришь, — все об одном
мире, но выходит как
о множественности миров,
не то на один, не то на разные голоса.

Ты отобрал у Шекспира его язык
и вшил в свой нежный
продолговатый рот,
и доказал, что его варварские
слова заново зазвучат
над полем новой войны
лучшего из миров.

Мне невозможно поверить, что
ты такой же, как я, как мы все,
что так же курил раздраженно
перед входом в кафе или пил
где-то черный паршивенький
эль, так же способен был
к предательству, гневу или
унынию в самых
бессмысленных проявлениях
и тусклости бытия. Что так же
вдыхал воздух и слушал умных
друзей в худшем из возможных
миров.

Даже если и так, то ты
находился где-то в иной,
лучшей, должно быть,
параллели худшего из миров,
неслучайного мига,
истребителя над огнем
и отрывистой реальности
грубых английских слов.


* * *

полное солнце сомкнуло лучи вовнутрь,
образовало полость и лицо осветилось
тенью и впавший рот стал вишней, вареньем
на белом хлебе, дуги бровей разогнулись

из-под век выбирались мошки, все тело
наполнено рощицей или водой из пруда
по спине скоблил маленьким плугом
выращивая пшено невероятно алых оттенков

моя земля раскинута повсюду — куда
иду везде моя земля, всем шелковичным
одеялом, бисером повсюду и белым камнем,
и водой из пруда, куда уйду везде моя земля


* * *

в каждом твоем глазу множество языков,
народов и все кричали, чтобы я посмотрел

языки прорастают из пальцев глаз носа и плеч
но только не изо рта, почти не касаются губ

я учил и выучил их бесконечную тьму речей,
чтобы понять, что они мне кричат, и я понял

и не смолчал, и не упал завороженный
тишиной, всякий знает — предмет

преломляется через воду, стекло или еще что
если смотреть, не преломится только взгляд

из-за угла в отражении, из зеркал
из глазниц прямиком в мои

глаза, не закрывайте двери, прошу,
я настаиваю, не закрывайтесь


* * *

лежал на солнце леса приют,
стемнеет, пустые бутылки растут,
зажигает медленно, а знаете кого-то кто жил

спать прятался в крылья жирного одеяла,
утром лампы говорят, что ангелы ночью
играли кто дальше плюнет на землю.
плевки упали на холодный асфальт
росистой наволочкой

мы вернулись, в небе, в доме
рамы, двери, окна, холодильник, плита.
обои, мыши как позолота убегают
вдаль от судна, которое тонет.

молотки, чашка с гнилым лимоном
от света слишком туго глазам
в спокойном дыхании через рот.

концентрированный запах зеркал
разрывается кожа на древесных листах
а здесь дыхание теплой деревянной лошади
заходи, больше нет никаких границ