Чтобы рассказать о себе, я вынужден воспользовать-ся наводящими вопросами.
Ваше имя?
Каспер.
Настоящее имя.
Калюжный Дмитрий Евгеньевич.
Возраст?
19 лет.
Настоящий.
Где-то около сорока.
Род занятий?
Настоящих?
Меня зовут Каспер. Ничем особо не интересуюсь, по-этому кажется, что мне все сорок. Кроме травы, на книжной полке у меня одни снотворные. Похож скорее на инопланетянина, чем на привидение.
Я нравлюсь телкам, у меня есть квартира, которую мне снимает бабушка (о последнем телкам умалчивается).
Точно не помню, откуда она взялась. Я тогда работал на телевидении. Она продала душу дьяволу, как мне объяснил Семен, и занима-лась пиар-кампанией «Единой России». Если вы читаете это через десять лет, не думаю, что вам надо объяснять, что такое «Единая Россия». Если через сто, то про Семена вам тоже все ясно. Впрочем, Семен тут вообще ни при чем.
В этом он не одинок. А вообще не знаю. Кроме Семе-на, повествование замедляют и усложняют Хнум, Панк, Археолог и наводящие вопросы.
— Димка-невидимка, — сказал я, когда она присела рядом со мною на лавочку.
Я всем телкам говорю, что я — Димка-невидимка. Это то же, что и Каспер, просто для девочек. Она засмеялась:
— Мы знакомы как минимум месяц.
Ах, да, «Единая Россия». Она сказала:
— Прохладный летний вечер растаял в ночи, а ты ос-тался.
Я хлебнул еще пива.
Археолог сказал, что мы идеальная пара, хотя она на одном берегу, а я тону у противоположного (он всем так говорит). Остальные не обращали на нее внимания. Я уподобился большинству.
Жила-была девочка. Окончила университет с крас-ным дипломом. Молодой человек сделал ей пристойное предложение, после ба-бушки остались тлен и квартира. Работа у девочки была хорошая, начальство — бриллиантовое. Среди друзей хватало как нескучных, так и порядочных людей.
Не было только меня, способного превратить все вышеперечисленное в удушливый кошмар.
Как вы познакомились?
Я снимал сюжеты для «Единой России». Она отсмат-ривала материал.
Потом вы общались вне работы?
Да.
Часто?
Да.
Ты познакомил ее со своими друзьями?
Да.
Ты понимаешь, что после всех твоих «да» мы ждем от вас секса?
Секса?
Я с удивлением узнал, что она влюблена в меня. Я бы в жизни этого не сообразил. Я сперва думал, что ей нравится Панк. Или, на худой конец, Археолог.
Я ее презирал. Семен объяснил мне — за что. Она ра-ботала в партии.
Археолог возразил:
— Это просто работа.
Панк сказал мне:
— Ты и сам продажная шкура, раз снимаешь лизо-блюдские программки.
Археолог возразил:
— Это просто работа.
Я посмотрел на Хнума. Хнум понятия не имел о том, что такое работа. Хнум сказал:
— Это просто работа, — Семен спросил потом, кому из них я разбил лицо. — Я говорю: клевая телка, — Хнум пояснил, наконец, свою мысль.
Я признался Семену, что никому.
— Значит, ты разобьешь сердце, — сказал он. Я уже забыл, что в разговоре фигурировала телка, поэтому ничего не сказал.
И все-таки механизм ухаживания был запущен. Я прислал ей какой-то текст про то ли карму, то ли мойву, то ли сайру с подзаголов-ком: «Что ты об этом думаешь?». Текст занимал 52 печатные страницы. Сказал ей, что слова ничего не значат, потому что не знал, о чем с ней говорить. Потом на неопределенное время забыл обо всем этом: пришла осень, и Панк привез перво-классной травы.
Когда я проснулся, она уже была везде. Подружилась с Археологом. Случай вопиющий: Археолог интересуется только ископаемыми. Он сказал, что она очень изменилась. Что носит кеды и не звонит своим университет-ским друзьям. «Ну и задурил ты ей голову», — сказал он мне. «Когда?» — удивил-ся я.
Потом наступила зима. Я много пил, чтобы согреть-ся. Когда она позвонила, подвел итог: «Меня уже не согреть». Но пить не бросил.
Один раз она была у меня дома: я устроил вечерину и созвал всех, кого мог.
— Ты читаешь Гессе? — воскликнула она.
Хнум подарил мне «Степного волка» на день рожде-ния: он взял почитать его у Археолога. Археолог страшно разозлился на Хнума, но книжку мне великодушно оставил. После этого рука не поднялась ее выкинуть.
Весной меня уволили с работы. Мне сказали: «Ты сам знаешь, за что». Археолог утешил меня, сказав, что эта фраза верна для каж-дого, Семен — тем, что уверил, будто всех увольняют, а Панк — потому что со мною пил. Пока не кончились деньги.
Она шла мимо нас со своими подругами. Я вдруг ре-шился. Я подошел и спросил у нее, как дела.
— А ты, Мое Маленькое Привидение, все хвораешь? — нежно спросила она.
— Маленькое Приведение нажралось, — сказал я, и ее подруги захихикали.
Я презрительно посмотрел на ее подруг, а она по-смотрела на меня. «Слова ничего не значат» — нет, это не я вспомнил. Это она прошептала, когда я спросил, почему она так смотрит, если я ей, конечно, не дол-жен. Терпеливо выслушав ответ про слова, сказал:
— Я не люблю тебя. Дай мне денег.
Она дала сто рублей.
На этом ваше общение кончилось?
Кажется, я больше никогда ее не видел.
Что еще ты помнишь?
Помню, что мы купили на те сто рублей. Рассказать?
В моей жизни был день, когда я узнал о ней так мно-го, что едва не захлебнулся информацией. Она собиралась писать диссертацию по Фицджеральду. Одного этого достаточно, чтобы свихнуться. Не на мне: я не похож на героев Фицджеральда, я просто много пью и злоупотребляю наркотиками. Она свихнулась.
Это Семен меня притащил. Семен единственный знакомый мне человек, который умеет плакать и даже этим гордится.
К счастью, то были не похороны, а просто посиделки, как бы в ее честь. Она шагнула из окна, потому что в тексте про карму на 52 стра-ницы, который я прислал ей, была очень красивая фраза про смерть. Я шепотом сказал об этом Семену.
— Ты вдохновил на смерть, — тоже шепотом сказал он. — А может, это весна.
О том, что ей понравилась фраза про смерть, я узнал случайно. Я случайно прочел ее ответ на мою реплику: «Что ты об этом дума-ешь?».
Что ты об этом думаешь?
В смысле?
Тебя не мучает совесть?
Не знаю. Иногда меня что-то мучает. Может, это со-весть.
Ты часто вспоминаешь о ней?
О совести?
Нет, не о совести.
А о ком?
Я так и не вспомнил ее имя.
|
