Страны и регионы

Очень важно сочетание «одиночества» с «рифмованием» или, как сказано у Голубковой в другом тексте, «рождением новых миров», то есть поэзией. Прежде всего надо оговорить, что речь идет не об абсолютном одиночестве, поскольку есть «товарищи по несчастью», также «обреченные быть», то есть созидающие себя на нелегком пути творения «новых миров». Возникающее у героини Голубковой чувство товарищества нейтрализует четко проговариваемые в книге традиционные и вполне обоснованные претензии в несостоятельности, предъявляемые от лица женского «я» мужскому «ты».

Людмила Вязмитинова

Главный вопрос в том, интересен ли роман без контекста ЖЖ Анны Голубковой и ее жизни. И я, кстати, думаю, что — да. Знаете почему? У этого текста автор — не умер. У всей литературы он умер, а у Голубковой — нет. Но он притворяется мертвым. Притворяется пустой функцией, персонажем. Но так притворяется, чтобы мы поняли, что он притворяется, а на самом деле — жив. Если бы он не притворялся, а просто был жив, это было бы, наверное, старо. А если бы он был мертв, читать стало бы неинтересно.

Евгений Никитин

Большинство авторов-женщин интонационно располагается между необязательным щебетом Марты Кетро и лубочным православием Натальи Ключарёвой; некоторые пытаются воссоздать мужской дискурс, чтобы их прозу не назвали «бабской»; исключения редки. На этом фоне книга Анны Сапегиной (Голубковой) «Постмодернистская любовь» приятно удивляет. Потому что феминизм — это не про «убить всех мужчин», а про женские границы и женскую субъектность.

Елена Георгиевская