Мне – тридцать четыре, у меня свой дом, трое детей, блокнот в кармане и камень за пазухой.
        Я дорожу тем, что нажил, и ненавижу то, что потерял, потому что потерянное не умирает, но продолжает жить без меня.
        Моя карьера – это три издательства, сорок серий, шесть из которых будут упомянуты, и две тысячи книг, половина из которых станет свидетельством против меня на Страшном Суде.
        Со времен средневековых переписчиков издательское дело анонимно, и я не настолько тщеславен, чтобы отстаивать в этой заметке свое авторство на все, что сделано за последние восемь лет. На улице ветер, и я просто пишу письма себе прошлому и настоящему, грунтую действительность, чтобы залакировать ее в будущего века мемуарах.

        1. FANTASY ("Северо-Запад", 1991)

        Эту серию еще называют "полосочкой" или "желтой обложкой". До сих пор на книжных развалах нет-нет и мелькнет потрепанный суперок. Слова "fantasy" и "Толкин" я услышал от Бориса Гребенщикова, и не я выбирал этот жанр как основу самого успешного издательского плана сезона 1991-1992, меня просто на него вынесло. Приятель крестного отца одного их моих детей был знаком с Владимиром Грушецким, который только что закончил перевод "Властелина колец", а "Физкультура и спорт" медлило с авансом Михаилу Гилинскому, и прокуренная рукопись "Хроник Корума" тоже оказалась на моем столе. Сейчас принято ругать эти переводы, иронизировать над жанром, но тогда Толкин и Муркок просто взорвали книжный рынок. Весьма серьезные люди почитывали их.
        Вообще "fantasy" – это наиболее модный проект из тех, что были в моей биобиблиографии. БГ написал предисловия к трём книгам, Сергей Курехин и Андрей Бурлака придумали мне новую судьбу, а Ольга Хрусталёва сняла о "Северо-Западе" телевизионный фильм. Жаль, что он не был показан, его стоило публиковать ради одного только диалога Сергея Бугаева с Борисом Авериным.
        Два раза в неделю мы отправляли в сонную Москву "Камаз" новых книг. На карте книжного дела тогда были две столицы: "Эридан" и "Северо-Запад", Москва была отсталой провинцией, где какие-то недоноски под названием "Юго-Восток" штамповали бутлеги под "желтую обложку".
        Подделки под наши книги встали, по замечанию старшего моториста "fantasy" Гены Белова, в один ряд с польским "Ливайсом" и украинским "Амаретто". Это был хороший ряд.
        Полоску на обложке придумал Андрей Баранов, цвет заливки и конструкцию – я. Где-то в новом "Северо-Западе", должно быть, цел еще мой патент на это изобретение.
        Мы были молоды, в воздухе витали запахи большой удачи, денег и славы, от которых можно было сойти с ума, что с нами вскоре и случилось. С каждым по-своему.

        2. EX LIBRIS ("Северо-Запад", 1992)

        Сейчас клетчатое дело этой серии слушается в суде, и вчерашние сослуживцы тратят большие деньги, чтобы доказать мою непричастность к собственному прошлому. В двух томах этого дела есть много интересного и нового для меня, но никто теперь не вспомнит, что "EX LIBRIS", в частности, идея покойного Васи Сташенко. Именно он настоял на "умном проекте". Название придумано мной, черный цвет заливки возник, кажется, из-за купленной по случаю партии бумвинила, суперобложка в те времена была не роскошью, а средством борьбы с воровством в типографиях, ну а вялую картинку на обложке, действительно, нарисовал некий Михаил Занько, человек, которому теперь почему-то принадлежат права на нашу серию.
        Что делать, идея в книгоиздании самое ценное, но именно она ничего и не стоит. Компаньоны не раз давали мне это понять.
        Кстати, по-моему, именно от Сташенко я впервые и услышал такое словечко "Коркис" – собирательный образ модного писателя. Хорошее словцо, профессионалы до сих пор им пользуются.
        В прошлом году я пристально посмотрел в сторону "черной" серии, но понял, что она умерла, и мы навсегда расстались.
        Мои поздравления теперешнему издателю "EX LIBRIS" с тем, что наконец-то завершен план "Северо-Запада" на 1994 год.

        3. АЗБУКА-FANTASY ("Азбука", 1995)

        Я до сих пор жалею, что Перумов и Семенова были изданы в разном оформлении. "Летописи Хьерварда" – текст с проблесками гениальности, но отцом новой издательской моды стал "Волкодав".
        Эту книгу мы с Максимом Крютченко вынесли из горящего "Северо-Запада" и подняли, как знамя. Когда Павел Борозенец придумал "Волкодаву" переплет, я попросил его добавить сверху полосочку – в память о мамочке – "желтой обложке".
        "Волкодав" открыл мне глаза на русских авторов. У меня возникла такая теория, что достаточно русифицировать отработанную в "Северо-Западе" систему жанров массовой литературы, и Москва снова падет.
        С русским детективом мы опоздали. Эта ниша была занята "Эксмо", и я даже не сомневаюсь, что удачи в этом больше, чем расчета.
        Женский роман отечественного производства публика не приняла до сих пор.
        Но в "русском fantasy" "Азбука" была сильнее всех. Возможно, и сейчас ещё сильна. Вот умрёт в третьем томе Волкодав, тогда серия и закроется, а пока он жив – ничего не кончилось.
        Впрочем, теперь-то мне что за печаль.

        4. АЗБУКА-КЛАССИКА ("Азбука", 1996)

        Вчера я заметил, что "Азбука" сняла мою фамилию из выходных данных серии. Прощай, любимая игрушка, мой русский пингвин, "Азбука-классика".
        Мне тяжело, и мысль о том, что ты будешь жить еще долго, не утешает меня.
        Эту серию мы с Крютченко "срисовали" в Лондоне. Вадим Пожидаев со второй попытки сотворил известный теперь всей России дизайн, а Алексей Гордин придумал крутящиеся стойки, которые многих заставили поверить в то, что серия действительно существует.
        "Классику" я любил за вседозволенность. У нее не было рамок, я мог разрешить себе такую свободу выбора, какая в принципе недоступна в серийных изданиях. Книги всех жанров, времен и народов мирно уживались на зеленой полке, которая, по-моему, уже длиннее, чем бабушка "Азбуки-классики" – "Классики и Современники".

        5. ЛИЧНАЯ БИБЛИОТЕКА БОРХЕСА ("Амфора", 1999)

        Это придумал Борхес, мы только добавили переплет, крытый особой пленкой, будоражащей осязание. Те, кто держал эти книги в руках, поймут меня.
        На самом деле Борхес, а не Назаров, – главный редактор "Амфоры". Я просто иду, куда он покажет, и пока что мне это нравится. Закончится "Личная библиотека", примусь за "Вавилонскую" или за детективы, которые Борхес очень любил и много о них написал.
        Весьма значительная часть из того, к чему есть предисловия Мастера, – еще не переведена, многое из уже переведенного издавать пока страшно. Моя задача в этой серии такова: из книг, представленных Борхесом, выбирать "Коркисов".
        Например, русских текстов в "Личной библиотеке" всего три: "Бесы", "Конармия" и сборник поморских сказок. Достоевский не проходит из-за объема, сказки – из-за сомнений издателя. Остается Бабель.
        Придумывая оформление для "Библиотеки", мы всё с тем же Борозенцем вдохновлялись одной классической немецкой серией, но сами немцы не признали родства и даже прислали русскому дизайнеру свои комплименты.
        Следуя указаниям капризного гения, разумеется, не имеешь такой свободы, как раньше, но и в этой серии можно издать Сведенборга, Брэдбери и, скажем, Касареса в одинаковых обложках.
        Борхес не просто расшатывает железный занавес между литературой и беллетристикой, своим авторитетом он ликвидирует всякие границы. И это вдохновляет меня, пасынка низких жанров, хотя Алексей Балакин, мнению которого доверяет весь книжный Петербург от "Искусства" до "Терры-Фантастики", и говорит, мол, статейки-то у вашего Борхеса поверхностные, можно и получше написать.
        Недавно я получил приз, который является пропуском в высшую издательскую лигу. Мария Кодама, женщина, заменившая Борхесу зрение, осталась довольна тем, как вышла "Личная библиотека".

        6. НОВЫЙ ВЕК ("Амфора", 2000)

        Завершая свою вторую издательскую пятилетку, я мечтаю о серии, в которой можно развесить коллекцию культовых романов от авангарда до магического реализма, своего рода "желтую обложку" для повзрослевших читателей "fantasy". Я хочу собрать в ней все лучшее, что было в моей карьере от Толкина до наших дней.
        В "Новом веке" я вижу первое издание романа Павла Крусанова "Укус Ангела" и четвертое – "И объяли меня воды до души моей" Кендзабуро Оэ. На территории этого проекта я намерен, следуя Сунь-Цзы, не столько воевать, сколько вести переговоры с конкурентами, потому что к тридцати четырём стал остро чувствовать, что жизнь моя без особых на то причин переплелась с жизнями чужих людей. Конец цитаты.
        Мой старый приятель и новый директор Олег Седов бросил курить, и дым в моей голове рассеялся. Голова – главное, что я нажил, там – бесценный опыт "Северо-Запада" и "Азбуки", судьба моя не кончена, я налаживаю пращу, кручу перед собой таблицу форматов и выбираю для "Нового века" самый загадочный.