Страны и регионы

…его верлибры и белые стихи, точно и подробно описывающие антураж повседневной местной жизни (вплоть до топографических деталей), сконцентрированы на передаче внутреннего состояния человека, не связанного ничем с жизнью и другими людьми, это такой опыт абсолютного отчуждения, который Бродский заговаривал самопорождаемыми языковой стихией периодами, — а здесь он дается в чистом виде.



Собственно говоря, к Евгению подходят все определения «классического поэта»: одиночество, осознание абсурдности бытия (параллельно, разумеется, с временами вспыхивающим ощущением счастья от того же самого бытия) и т.д. и т.п. Можно бы сказать, что он «пристально видит мир». И то, и другое, и третье, и подразумеваемое десятое будет правдой по отношению к Заугарову — и вместе с тем ничего не скажет о нем. Он видит и понимает настолько много, что жизнь его — и его лирического героя — превращается в пытку: каждая деталь мира так мучительно ощутима, так значима и о столь многом говорит, что это буквально сводит с ума. Сойти с ума было бы легко, если не одно обстоятельство. Язык Евгения Заугарова совершенно раскован, свободен от корявостей и следов тоскливых потуг на стихосложение, многослоен и обилен — это-то и делает его стихи не рифмованным дневником, описывающим клиническое состояние автора, а безусловно принадлежностью поэзии…