КАРТИНА

В кабинете футболиста Старостина висит картина: Старостин, Горький и Молотов играют втроем в преферанс. За игрой с интересом следят их товарищи, ударники первой, второй и третьей сталинских пятилеток:

Кривонос, Карацупа, Стаханов, Лунин, изобретатель Дегтярев, Иван Гудов, Паша Ангелина, Мария Демченко, Куляш Байсеитова, братья Покрасс, Дунаевский, Любовь Орлова, Утесов, Ботвинник, Бюль-Бюль, Мамлакат, Лемешев, Козловский, Ставский, Фадеев, Гайдар, Джамбул, Ойстрах,

Чкалов-Байдуков-Беляков,

Громов-Юмашев-Данилин,

Раскова-Гризодубова-Осипенко,

челюскинцы и папанинцы.

Когда в глубине картины проходит Сталин, – Старостин, Горький и Молотов встают, а ударники поворачиваются спиной к зрителю.

1980

Окончил Московский педагогический институт иностранных яэыков. Один из ведущих переводчиков поэзии с английского языка, преимущественно XX век (Элиот, Фрост и др). Оригинальное творчество в контексте неподцензурной литературы – с середины 50-х гг. (входил в "группу Черткова"). Первая публикация в 1993 г., в журнале "Родник". Лауреат Букеровской премии 1996 г. (за роман "Альбом для марок"). Погиб 27 ноября 1998 года.

…он, переводчик Божией милостью, открыл русскому читателю самые авангардные, самые тяжелые для перевода — и рискованные для репутации переводчика — страницы зарубежной поэзии. Английской, американской, ирландской, австралийской... Перевод “Баллады о Хухо О'Вьортткке” Джеймса Джойса, невероятно трудного для прочтения автора — подлинный шедевр, созданный Андреем Сергеевым и открывший новые языковые возможности адекватного перевода подобных сверхсложных текстов. Особо любимым автором Сергеева был Роберт Фрост. Ален Гинсберг, Робинсон, Сэндберг, Элиот, Дилан Томас, Джудит Райт... трудно перечислить имена всех англоязычных поэтов, которых он перевел на русский язык за сорок лет.



Андрей Сергеев являет собой образец неполитического диссидента, наделенного темпераментом кальвиниста или, скажем шиворот-навыворот, старообрядца. Подобного склада люди оставляют все зло миру, тщательно храня белизну своих одежд (характерно в этом смысле выражение "чистые переводы", в занятии которыми Сергеев обрел убежище как переводчик с английского). Такие люди часто находятся в конфликте с обществом и своим временем, но редко в конфликте с собой - а что может сравниться с комфортом чистой, покойной совести?



Переводить американскую поэзию, которую его друг Иосиф Бродский называл вергилиевской, или созерцательной, по своему определяющему качеству, — дело крайне сложное для русского поэта, воспитанного в совсем иной традиции. Андрей был именно поэтом, в свое время замеченным Заболоцким и, насколько могу судить, по своим вкусам довольно далеким от этого вергилианства, уж не говоря о верлибре (который он недолюбливал, оттого и предпочитая переводить поэтов, оставшихся, как Фрост и Элиот, непоколебимыми приверженцами правильной метрики). Но ошибутся те, кто решит, что поэтический перевод для него был просто прибежищем, вынужденным компромиссом, поскольку в советское время он не имел надежды напечататься как оригинальный поэт. Конечно, невозможность публиковаться была для него печалью, но все, что он делал как переводчик, отмечено ничуть не меньшей требовательностью к себе, и вкус его в переводе столь же выверен, и творческой энергии затрачено тут, должно быть, не меньше. Не знаю, как думал он сам, но мне кажется, что в переводе он выразил себя органично: его Робинсона, его Мастерса будут читать годы и годы.