 предыдущий текст . Илья Кукулин . следующий текст  |
|
Для меня образцовым героем современной литературы или кино могла бы стать женщина
Интервью с Ильёй Кукулиным
|
– Илья, что вообще сформировало ваше представление о героическом?
– У меня довольно сложные отношения с этим понятием. Мне доводилось читать или слышать некоторое количество историй о действительно героических поступках, но меня всегда пугал героизм как идеологическая конструкция. Призывы к героизму мне всегда казались и кажутся морально подозрительными. Мне очень симпатично высказывание немецкого поэта Готфрида Бенна, который писал в одном из своих стихотворений нечто вроде (цитирую по памяти): «славлю тех, кто делал годами домашнее задание на уголке единственного в доме стола». Я думаю, что если для меня и существует какое-то представление о героическом, то разве что такое, где военные подвиги совершенно не отъединены от поступков людей, годами делающих какое-то тихое, никому не видное дело, важное или, по крайней мере, осмысленное. С другой стороны в военных подвигах всегда больше крови и ужаса и меньше целенаправленного, заранее продуманного, чем это нам показывают в книгах или демонстрируют в кино – даже нынешнем, со спецэффектами, где прямо перед глазами показывают убийство крупным планом. Мне повезло, приятелем моей бабушки был известный писатель, в прошлом – военный летчик Василий Емельяненко, автор мемуаров «В военном воздухе суровом», консультант фильма «В бой идут одни старики»; на фронт он ушел из консерватории, на фюзеляже его штурмовика были нарисованы ноты – помните в фильме эту деталь? Емельяненко, бывало, рассказывал, как все происходило на войне в реальности и насколько это отличалось от официально-принятых версий. И становилось понятно, что все было страшнее и неправильнее, все на войне более рваное и нелепое, чем в книжках: и порывы духа, и военно-полевые романы, и агрессия, и подсиживание, и государственные репрессии – все было рядом. С другой стороны, для советской истории очень важен героизм выживания в лагерях, который у нас описан мало, и не создана его мифология – этот героизм воспринимается исключительно по аналогии с войной. А вот пример героизма как попытки сохранить себя, сохранить свою живую душу, описанный, скажем, в книге «Наскальная живопись» Евфросиньи Керсновской – он как-то не попадает в фокус. Женщине такое выживание дается особенно трудно, поэтому для меня важно, что все же в искусстве появляются произведения, связанные с этим типом героизма – например, постановка по роману Евгении Гинзбург «Крутой маршрут» в московском театре «Современник».
– Что, на ваш взгляд, в наше время формирует представление о героическом?
– Очень разные и очень эклектичные влияния, которые «наплывают» на человека с разных сторон. Это и фильмы, которые пытаются реанимировать советский дискурс о Великой Отечественной войне, и продукция, героически представляющая поведение обреченных бандитов или обреченных мафиози, которым через некоторое время предстоит красиво или некрасиво погибнуть («Бумер», «Бумер-2»…). Для кого-то героическим образцом является поведение тех людей, кто не посчитал в 1990-е годы интересным строительство гражданского общества, а уезжал воевать в «горячие точки», например, на Балканы; а, по-моему, смертельный риск, необходимый для такой авантюры и героизм – не одно и то же. Лично мне в нынешней ситуации культ героического слишком напоминает то, что было в советские времена.
Я удивлен, что сейчас 1990-е годы вспоминаются чаще всего как бандитская эпоха, со знаком плюс или со знаком минус, но содержание – хаос и бандитизм – уже, похоже стало новым и довольно тошнотворным мифом: ведь мы же все прошли это десятилетие и помним, что в нем было и много хорошего – освобождение общества, первые уроки нормальной многопартийности, появление новых языков в искусстве… В истории США есть такое понятие, как «век джаза», это время «сухого закона». И американцы помнят его не только как начало деятельности мафии, Аль Капоне и так далее: это же в самом деле еще и десятилетие джаза, трагических бизнесменов и шальных денег, кончившееся Великой Депрессией… Вспомним хотя бы «Великого Гэтсби» Фицджеральда или обреченного и неловкого, неуклюжего, но в то же время наделенного какой-то поразительной жизненной силой героя романа Томаса Вулфа «Оглянись на дом свой, ангел».
Вот такого рода героизации современной действительности, мне, пожалуй, не хватает. И даже не столько героизации, сколько осмысления. Героизация ведь вещь вторичная: когда человек пытается осмыслить свою эпоху, то одних ее деятелей назначает в герои, а других – в анти-герои. Для меня в некотором роде образцовым героем современной литературы или кино могла бы стать женщина. Остроумная, ироничная, сопротивляющаяся многочисленным напастям современного города. Не показанная только с бытовой стороны, как в сериале «Все мужики сво…», но в более интеллектуальном развороте. До некоторой степени задача создания такой героини решается в романе Марины Москвиной «Гений безответной любви» или в прозе Людмилы Улицкой. Еще для меня современный герой – это человек, который пропускает через себя противоречия современного мира, культурные и исторические, и ощущает себя как некий разлом. Это в высшей степени было выражено в поздних произведениях покойного Александра Гольдштейна, особенно в его последнем романе «Спокойные поля». Но тут уже слово «героизм» утрачивает свое привычное значение. Мы читаем книгу, за которой ощутимо большое и тяжелое усилие, которое собирает воедино и удерживает смысл современного мира. Такое усилие мне дорого и в произведениях таких поэтов как Борис Херсонский, Сергей Круглов, Александр Анашевич, или пишущая по-русски украинская поэтесса Анастасия Афанасьева, или украинский поэт и прозаик Сергей Жадан… в общем, можно долго продолжать.
– Какие герои являются для современной литературы типичными, такими «средними героями» нашего времени?
– Герои современной литературы меня в основном удивляют. Сейчас существует литература, где героями предлагается считать разочарованных менеджеров, как, допустим, в произведениях писателя Владимира Спектра. Эта литература героических менеджеров – по-моему, феномен скорее социальный, нежели литературный. Но вообще современная литература распадается на большое количество течений, которое не складывается в более или менее цельную картину. Есть герои, напоминающие советских инженеров 1970-х или героев «городской прозы» в диапазоне от Владимира Маканина до фантаста Владимира Савченко. Есть герои более или менее фантастические, заброшенные в гротескно-преобразованную реальность, как в романе Дмитрия Быкова «ЖД» – но эта реальность больше напоминает мне не фантастику, а газетную карикатуру, хотя и выполненную средствами фантастики.
Мне кажется, что сейчас у людей есть потребность заново ощутить себя действующими лицами истории, а не условной пропагандистской мифологии, которая идет из телевизора. Поэтому такую популярность приобрели исторические романы Алексея Иванова: в них человек стремится вернуть себе статус исторического субъекта. Но все-таки для меня в его прозе, при всей ее кинематографической масштабности, слишком много советской традиции.
Мне интересно, что сейчас происходит в детской литературе: вероятно, сейчас герои детской литературы могут поработать на ресурс обновления литературы в целом. Но все же я пока не вполне уверен в этой оценке, так как детскую литературу читаю не систематически.
– А как дела с героями обстоят сегодня в современной поэзии?
– Современная поэзия обходится сейчас чаще всего без лирического героя. Персонаж, повествователь, субъект современной поэзии часто чувствует себя, как я уже говорил выше, разломом, который он же должен соединить. Если раньше Гейне говорил, что «трещина мира» проходит через сердце поэта, то современный поэт чувствует, что трещина проходит через все его существование. Сейчас мы беседуем в ожидании авторского вечера Дмитрия Кузьмина, – так вот, мне очень интересен герой его поэзии, вполне автобиографический: человек, который чувствует себя ответственным за небольшой круг окружающих его людей – не за то, что происходит со всем мирозданием в целом, но за круг своих близких – вполне. Это большая разница: речь идет об ответственности не риторической, но конкретной. Некогда московские художники Наталья Абалакова и Анатолий Жигалов на одной из квартирных подпольных выставок нонконформистов устроили такой перформанс: поставили посреди толпы гостей стул, на котором булавкой прикололи записку: «Помни, стул не для тебя, стул для всех!». Смешно? Конечно, смешно. Однако советская идеологема, спародированная в этой записке, жива до сих пор, потому что многие так и воспринимают жизнь: это не для себя, это для всех. И вот герой Кузьмина – не «для всех», а для себя, для своих близких. Мне очень интересны как герои, например, священник Натан, созданный в поэзии Сергея Круглова, или политически ангажированный интеллектуал, который действует в поэзии Станислава Львовского (тут нужно оговорить, что речь идет не о политическом, а об общественно значимом, политика – это то, что относится к власти, Львовский же пишет о том, что происходит в головах у людей). В поэзии Андрея Сен-Сенькова героя в очевидном виде вообще нет, она высказана голосом, явно имеющим тембр и личную окраску, но непонятно чьим и неизвестно откуда идущим. Однако, когда ты в нее вчитываешься, то понимаешь, что за этим голосом стоит человек, который воспринимает любые культурные символы как разломы в мироздании, как одновременно шифровки и «болевые точки», требующие ответного жизненного усилия по преодолению разнообразных исторических травм. Ничего не может быть принято на веру, но как только ты начинаешь эти символы и мифы проживать, наполнять личным действием, то все начинает соединяться: недавняя смерть Хита Леджера, история осмысления созвездий на небе, воспоминания о детстве. Одно начинает резонировать с другим, и оказывается, что герой – это человек, который не желает жить в раздробленной реальности. Она раздроблена, но он вновь и вновь стремится увидеть ее как целую. И это усилие нельзя назвать героическим, потому что подобное будет опошлением и профанацией, но это есть усилие по осмыслению мира, которое выводит нас за ту сторону героического и негероического.
ZAART (Екатеринбург), вып. 17.
|
|
 |
 |
Все персоналии
 |
критик, поэт, филолог
Москва
|
Литературный критик, поэт, филолог. Родился в 1969 г. Окончил факультет психологии МГУ и аспирантуру филологического факультета РГГУ (диссертация по творчеству Даниила Хармса). Главный редактор сетевого литературного журнала TextOnly. В 2000-2002 гг. обозреватель газеты «Ex Libris НГ», в 2002-2009 гг. член редколлегии журнала «Новое литературное обозрение». В 2009 г. выпустил первую книгу стихов. Первый и единственный лауреат стипендии Академии Российской современной словесности для молодых литераторов (2002). Лауреат премии «Поэзия» (2021) за лучший литературно-критический текст.
...
|
О нём пишут
О поэтическом вечере Ильи Кукулина
Тексты на сайте
Геннадий Каневский, Хельга Ольшванг, Ольга Брагина, Виталий Лехциер, Евгения Риц, Василий Чепелев, Наталия Санникова, Илья Кукулин
Воздух, 2019, №39
Август 2018 — февраль 2019
Воздух, 2019, №38
Полина Барскова, Данила Давыдов, Эйнсли Морз, Татьна Скарынкина, Лида Юсупова, Геннадий Каневский, Андрей Родионов, Тимофей Усиков, Илья Кукулин, Анна Голубкова, Игорь Гулин
Воздух, 2017, №2-3
Воздух, 2017, №1
Воздух, 2017, №1
Мандельштам в основе историософской мысли новой поэзии
Воздух, 2016, №3-4
Воздух, 2016, №3-4
Воздух, 2016, №2
Глеб Симонов, Виталий Лехциер, Ян Выговский, Алла Горбунова, Никита Сунгатов, Илья Кукулин, Александр Скидан, Артём Верле, Пётр Разумов, Владимир Богомяков
Воздух, 2016, №1
Воздух, 2015, №1-2
[Рецензия]
Медведь, 1997, № 21, с.85.
OpenSpace.ru, 28.09.2011
Воздух, 2010, №1
Воздух, 2009, №3-4
Премия Андрея Белого, 2009
Памяти Евгения Сабурова
Неприкосновенный запас, 2009, №4 (66)
Booknik.ru, 30.03.2009
Новое литературное обозрение, 2008, №92
О Тимуре Кибирове и Михаиле Сухотине
Русский журнал, 5 августа 1998 г.
Проза поэта, который все называл своими именами
НГ Ex Libris, 8 июня 2000 г.
О русской поэзии 90-х годов
Новое литературное обозрение, №53 (2002), с. 273-297
О книге Михаила Айзенберга «Взгляд на свободного художника»
Знамя, 1998, №2
Рейв, переходящий в лирическую медитацию Гостевой
НГ ExLibris, 2 августа 2001 г.
О стихах Александра Белякова
Сайт Александра Левина
Предисловие к книге Игоря Вишневецкого «Воздушная почта»
Воздушная почта, М.: Новое литературное обозрение, 2001
О том, как метод исследования конструирует литературный канон
Новое литературное обозрение, 2008, №89
О стихах Александра Левина
Знамя, 2002, №8
Масодов И. Черти. — Тверь: Митин журнал; Kolonna Publications, 2003
Новое литературное обозрение, 2005, №71
Новый Мир, 2002, №1
О стихах Дмитрия Воденникова
Textonly, №5
Беседа с Александром Гольдштейном о русской прозе 1990-х
Новое Литературное Обозрение, 2001, №51
О прозе Данилы Давыдова
Дружба Народов, 2000, №2
Траектория поэтического сознания (о стихах Дмитрия Голынко-Вольфсона)
Голынко-Вольфсон Дмитрий. Бетонные голубки, М.: Новое литературное обозрение, 2003
Знамя, 1996, №3
Интервью с Александром Скиданом о его романе «Путеводитель по N»
Textonly, №0
О поэзии Генриха Сапгира
Персональная страница Генриха Сапгира
Илья Кукулин, Игорь Померанцев, Борис Херсонский, Бахыт Кенжеев, Гали-Дана Зингер, Лиля Панн, Леонид Костюков об Алексее ЦВЕТКОВЕ
Воздух, 2006, №3
C. Морейно. Орден: Стихотворения. — М.: АРГО-РИСК, 1999.
Дружба народов, №12, 1999
Литературный дневник, 4.03.2002
Андрей Бычков. Ловец. — М.: Независимая Газета, 2000.
Ex Libris НГ, 18.01.2001
Биеннале поэтов в Москве, 2007 год
Интервью с Ильёй Кукулиным
ZAART (Екатеринбург), вып. 17.
ноябрь 2020 — август 2021
Воздух, 2021, №42
апрель — октябрь 2020
Воздух, 2021, №41
|
|
