Страны и регионы

Самое интересное в русскоязычной поэзии происходит в пост-болотной, свободной от набивших оскомину конвенций поэзии, в которой пространство текста накладывается на историческое время, и реабилитированный (после репрессий Готфрида Бенна 1950-го года) субъект имеет право говорить — или только, к счастью, получает право говорить, если речь о женском письме. С другой стороны, начиная с 90-х мы слегка задохнулись в верлибре (хотя и лучше с тех пор не придумано) — и тенденция к откату в прошлое, в архаичные или низовые формы, в тот же примитивизм вновь актуальна; они, преодолев распад (распавшись на атомы цитат) — как бы собираются заново, обогащённые гулом времени, и потому существуют вновь, ожившие и волнующие.



Научить писать стихи нельзя — и научить писать критику невозможно. Алгоритм помогает выцедить формально грамотные, но не конгениальные тексту отзывы — а мастерство критика: почувствовать текст, выступить соавтором пусть даже на задворках созданного автором мира. (Другой вариант: оттолкнуться от текста и написать о своём; но текст как повод — это уже не по разряду рецензии/статьи; а из вотчины эссе/публицистики.)

Это понимаешь сразу: бывает прочтёшь рецензию — и чувствуешь, словно сена пожевал, а бывает — ощутил изначальный текст через вторичный. И филологическая критика — которую я нежно люблю — даёт подобное ощущение (речь-то не только о стиле), но подходит с другого угла, из прозекторской живых.

Владимир Коркунов работает как с конкретистской и минималистической поэтиками, так и со своего рода наивным абсурдизмом; любовные мотивы трансформируются здесь в притчу о самой возможности существования, однако гротеск не приобретает макабрических форм, подразумевая приятие бытия, пусть бы и изменённого.



Социальная острота сказанного в документальной поэзии Коркунова неизбежно дополняется ощущением тотального абсурда и катастрофы, как это водится в documental poetry. Другая сторона его поэзии вполне лирична, хотя лиризм здесь особенный – говорящий в некотором роде дистанцируется от того, что произносит. В основе опытов Владимира Коркунова лежит перевод с политических, метафизических и телесных языков на язык поэзии. Именно осознаваемая автором позиция трансмедиатора определяет холодную ясность его текстов, и при том непреднамеренные (как бы издержка переводов, но, на самом деле, авторский прием) искажения на разных уровнях, образных, смысловых и проч.