Я начал черкать что-то на обороте карты — прямо в поезде. В поезде было писать странно — сложно и просто одновременно. Сложно — потому что качает, неудобно, карандаш клюет бумагу. С другой стороны, всегда есть о чем: вот в тамбур вошел небритый парень и тут же, отвернувшись к запотевшему окну, вывел на стекле по-русски: «Джохар».

Нужно запомнить и это.

В вагоне уже давно воцарился особый запах — полежавших вареных яиц, вчерашней котлеты, потных детей и несварения желудка.

Это мир, где одинокому не дадут пропасть, поднесут ему помидорчик, насыпят соли на газетку, одарят картофелиной во влажной кожуре.

В этом мире стучали друг о друга какие-то незакрепленные детали, хлопала дверь тамбура. Я видел, что свободного места в поездах стало мало. Люди везли что-то важное — и для себя, и для других, но меня это не очень занимало. Хотелось что-нибудь записать, все равно что, записать, заменяя общение со спутниками. Впрочем, спутников у меня уже давно не было, были только попутчики.

А с попутчиками давно перестал я желать общения.

Во время этого долгого перемещения одиночество следовало за мной.

Но вот я наконец достиг мыса Тарханкут, где степь обрывается в море, а вода плещет в скальные ниши. Сверху, сквозь прозрачную воду, были видны камни на дне и зеленые пятна водорослей.

А над всем этим жили, двигаясь подобно гигантским насекомым, радиолокационные антенны, и каждая раскачивалась, вертелась по-своему.

Я смотрел с обрыва на склон и заходящее багровое солнце. Что-то рвалось в самом сердце, и казалось, что нужно запомнить навсегда или записать это что-то.

Окончил физический факультет МГУ (1989) и Литературный институт (1997), защитил магистерскую диссертацию по экономике в Кельне (1997). Печатается как математик с 1994 г., как писатель с 1996 г. С этого же времени активно выступает как критик, на протяжении многих лет вёл в газете "Ex Libris НГ" отдел массовой литературы. Публикации в журналах «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов» и др., премии журналов «Знамя» и «Новый мир».

Поскольку я довольно давно занимаюсь массовой культурой, хотел бы сказать, что оппозицией тому, что, как я понимаю, большинство присутствующих называют литературой, является отнюдь не Маринина. Потому что целевая аудитория Марининой, как это модно говорить на ТВ, совершенно другая. И то, что мы называем, условно говоря, высокой литературой, это всегда — со времен рыцарских романов — удел примерно 1% населения. (Как во всем мире на протяжении уже нескольких лет только 1% пользуется Интернетом.) Оппозицией творчеству тех, кто ранее писал в толстые журналы, является очеркистика (под очеркистикой я имею в виду как «сетевые», так и «бумажные» актуальные тексты), а не прозаические произведения. Стиль этот, переходный между прозой и статьей, был придуман очень давно и иногда ассоциируется с первоначальным вариантом газеты «Сегодня». Другая веха — ныне покойный журнал «Столица». И вот возникает не воинствующая оппозиция, а медленное вытеснение старой традиции.

Из выступления на круглом столе журнала «Дружба народов»

Проза Владимира Березина не может не вызывать в памяти имена Хемингуэя, Виктора Шкловского, отчасти — Юрия Казакова, отчасти — авторов исповедальной молодежной прозы шестидесятых годов.