Анатолий Азольский
прозаик
Годы жизни: 1930—2008

Визитная карточка

В одиночной камере минской тюрьмы Иван пролежал неделю; избиваемый каждый день, он не мог стоять и ходить, боль была где-то вне его, и боль могла прятаться, таиться, возникать, нападать, наваливаться на него, исподтишка ударять по нему, по той радости, что плескалась в нем, а радость была потому, что враги Ивана, немцы, — страдали, бесились, были в ярости, их трясло от злобы, они не Ивана пытали, а себя, в их кровавых глазах читалось: «Да пожалей же ты нас! Да расскажи же ты!» И били, били, били, но — вполсилы, щадя, учитывая возможную транспортировку пленного к месту хранения бобруйских документов, — и, вконец измочаленные допросами, дали себе отдых, Ивану заодно, проведывали в камере, расписывали сладкое житье-бытье в Германии, где такому выдающемуся химику и математику всегда найдется применение, приносили египетские сигареты, а потом словно с цепи сорвались, драли глотки, орали, что вынуждены прибегнуть к более убедительным способам, и однажды привели в подвал: с потолка свисали цепи, на жаровне калились еще не разогревшиеся до красноты железные прутья, длинный топчан покрывала корка запекшейся крови, два ведра с водой для приведения в чувство запытанного до потери сознания человека, солдат канцелярской внешности, познакомивший Ивана с вопросником, на каждый из пунктов которого ему надлежало дать ясный ответ, и два столика, на одном — лампа, под светом ее — разложенные на белой салфетке никелированные щипчики и подобные им инструменты, другой стол предназначался солдату, но тот увидел, что до признательных минут еще далеко, и удалился, оставив Ивана наедине с палачами, которым было не до него. Ивана же начала бить дрожь, когда он увидел никелированные инструменты, и, превозмогая дрожь, он стал рассматривать палачей. Их было двое, они были в фартуках, они пили и ели на краю топчана, расстелив на нем газету, они пили свою законную, преддопросную водку, закусывая толстыми ломтями хлеба, цилиндриками аккуратно нарезанной колбасы и квадратными пластинами сала. Один — маленький, щуплый, с косою, под Гитлера, прядкою волос на высоком и воспаленном лбу; второй отличался красотою и мощью мускулатуры, кожаный мясницкий фартук — на голом теле, затылок вырастал из плеч, покрытых густым рыжим пухом. Это были специалисты, они умели хладнокровно наслаждаться страданиями не своих тел; со все возрастающей частотою дрожь колотилась в Иване, скручивая узелки размягченных побоями мышц в тугие колючки, и в предчувствии боли, не такой, как прежде, а нестерпимой, стали подкашиваться ноги, и что-то упало в Иване.

Из повести «Клетка»


Биография

Родился в городе Вязьма в семье военного. Окончил Высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Служил артиллеристом на флоте (1952—1954), работал командиром тральщика, инженером, электриком. Начал публиковаться в 1965 г., однако роман «Степан Сергеич» был запрещен в 1968 г., так что в печать проза Азольского вернулась только в 1987 г. В 1990-х гг. стал постоянным автором журналов «Новый мир», «Дружба народов», «Знамя», «Континент». Был членом Русского ПЕН-центра и международной ассоциации писателей баталистов и маринистов. Лауреат Букеровской премии (1997), премий журналов «Дружба народов» (1999) и «Новый мир» (2000). По его произведениям сняты фильмы и сериалы («Диверсант», «Забытый», «Степан Сергеич», «Неизвестные страницы из жизни разведчика»).


Предложный падеж

Чем ему Франсуаза Саган и Симона де Бовуар так не понравились? Может быть, Симона де Бовуар и Франсуаза Саган потому так «мерзки» Азольскому, что совершенно не замечают советской власти? Про что угодно они могут писать. А Азольский не может писать про что угодно. Его непременно «вывернет» к советской власти. Он, может быть, и хотел бы писать про любовь, как Франсуаза Саган, или про море... как Станюкович. Не получается. Советская власть оказывается для него такой же эстетически необходимой стихией, как десятибалльный шторм, как любовь между русским морским офицером и эстонской школьницей, как смерть, как одиночество, как солнце, опускающееся в море.

Никита Елисеев
Азольский и его герои // «Новый Мир», 1997, №8.


И вот пришло время явиться героическому эпосу средневековой Советии.

Анна Кузнецова
«Знамя», 2000, №10.


Библиография

Роман. — М.: Московский рабочий, 1988. — 255 с.

: Роман. — М.: Современник, 1988. — 286 с.

Легенда о Травкине. Пароход. Лишний
Повести. — М.: Современник, 1990. — 355 с.

Клетка. И другие повести
М.: Грантъ, 1998. — 717 с.

Кровь
Роман. Повести. Рассказы. — М.: Грантъ, 2000. — 493 с.

Берлин — Москва — Берлин
Повести. — М.: Центрполиграф, 2001. — 571 с.

Монахи. Море Манцевых
Романы. — М.: Грантъ, 2001. — 602 с.

Розыски абсолюта
Повести, роман. — М.: Олма-Пресс, 2001. — 318 с. — Серия «Оригинал. Литература категории А»

Диверсант
Роман. Повести. Рассказ. — М.: Грантъ, 2002. — 477 с.
Диверсант
Роман. — М.: Яуза, 2004. — 379 с.

Кровь
Роман. — М.: Эксмо; Яуза, 2004. — 314 с.

Война на море
Повести. — М.: Эксмо; Яуза, 2005. — 315 с.

Нора
Повести. — М.: Эксмо; Яуза, 2005. — 349 с.

Глаша
Повести. — М.: Эксмо; Яуза, 2005. — 346 с.

Клетка
Повести. — М.: Эксмо; Яуза, 2005. — 316 с.

Монахи
Роман. — М.: Эксмо; Яуза, 2005. — 315 с.

Диверсант. Подлинная история. Клетка
М.: Эксмо; Яуза, 2008. — 320 с.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service