Страны и регионы

Самое важное – вовлечь в эмоциональное и интеллектуальное течение стиха. Внешняя понятность (равно как и непонятность) для меня не есть необходимое условие удачного стихотворения. Иногда стихотворение пишется, когда мысль уже существует “за кадром”, но она не всегда открыто формулируется или ее смысл может быть нов (и для меня тоже), и это способно вызвать ощущение непонятности. Но часто, вступая в реку стиха, я сам отчетливо не знаю, о чем говорит мне начальное ощущение. С читающим я оказываюсь почти в равной ситуации, я лишь по времени раньше почувствовал нечто. Не значит, что я здесь отказываюсь от понимания. Просто это должно произойти не сразу. Часто стихотворение – способ познания через “не могу”, через непонимание в попытке выразить нечто важное. ... Пишущий здесь не является некоторым ментором или хранителем истины. Он сам вопрошает, но в особой форме. Поэзия настолько же приоткрывает тайну, насколько тут же ее скрывает, она заживляет сразу же порез, который вызван скальпелем мысли.

Владимир Аристов: спокойный юноша из дома с кариатидами, создатель псевдонаучной концепции «внутреннего пластического театра»; его наркотические, намеренно неуклюжие стихи тяжелее всего ложились на извилины редакторов и внутренних рецензентов.



Стихи Аристова — это выверенная мелодика, интонация, ритм, игра созвучий, которые так и не превращаются в рифмы. Это и работа над собой, и воспитание поэтического слуха у читателя. Ну и производство новых смыслов: Аристов кропотливо описывает мелкие вещи и состояния, ускользающие от нашего внимания среди повседневных забот, — возвращает нам вещный мир, который мы в суете утратили и про который не вспомнили, как он красив и беззащитен, если на секунду остановиться и оглядеться. Просто оглядеться вокруг.