|
|
|
 |
Александр Смирнов
поэт
Родился 14 августа 1992 года
Фото: Леля Собенина
|
|
Визитная карточка
|
Монтаж
поступательное движение зимы произрастание шерсти в распаренных порах вещей старость снежинок задерживает пробуждение от стянутого зрачком солнца
набранные брайлем рождением люди неразборчиво читаются с акцентом (кино-странный язык) и высыхают на мелованной воздушной бумаге как следы на воде
черепное брожение в подвалах часов лабиринт головы ищет выход сотканная смертью пустынность останавливает и сжимает в горячую точку просмотр документального постоянства
|
Биография
Родился в Верхней Туре. В настоящее время живет в Екатеринбурге. Учился на филологическом факультете УрГПУ. Стихи публиковались в журналах «Воздух», «Новая юность», «Новая реальность» и др. Лонг-лист премии Евгения Туренко (2016) и лонг-лист премии Аркадия Драгомощенко (2017).
|
Предложный падеж
Открытость опыту неинтеллигибельности собственного опыта, откровенное признание того, что «действительность не закончить» не проходят бесследно для поэтического субъекта. Раз за разом вынужденный наталкиваться на то, что слова отклеиваются не только от референтов, но и от поэтических строк, куда, казалось, вроде бы плотно их вогнал, субъект поэзии Смирнова мечется в распределённости языка. Ухватишься за троп — а в нём силлогическая пробоина, как то прободение, которое захватывает конец стихотворения со знаковым заголовком "Подобие". Выйдешь к действительно тебя окружающему ландшафту — а в нём чёрт-те что, каша какая-то, "метель сквозь берёзы", и думаешь — это вообще что, это "про что"? Примешься, наконец, за последнюю доступную тебе данность, от которой уже не отступиться, всё-таки вот моя личная память о детстве, а вот конкретнее — горло, вот они мышцы, вот она повышенная температура воспалённого организма, — реальные сигнатуры тела, пусть и разрезанные на куски, как у старших товарищей по цеху, — но есть же они. Но и последний предел уже давно разорвало от напора времени. Опыт тела и опыт письма настолько прочно прошили друг друга, что соседом "челюсти" может быть только "алфавит". "Живот", "вдох", "скелет" — всё насквозь прописано нечеловеческим "почерком" языка. Открытие Смирнова внутри этой реальности поэтического опустошения заключается не в том, что тело его субъекта разодрано в крошево ("пассажир вперемешку"), и не в том, что язык его субъекта отслаивается от последних опор морфологии (даже мой бедный текстовый редактор подчёркивает "кроме она" и "от они") — а в том, что между первым и вторым нет прямых отношений взаимозависимости. Если грубо говоря, — в поэзии Смирнова наконец испускает дух идея поэтической длительности. Жизнь тела как связного континуума, существование языка как органицистского целого и, самое главное, циклы семиозиса, всё время старающегося прикрепить одно к другому, — всё это больше не завязано на длении лирического времени. У Смирнова b не является продолжением a, последующее не вытекает из предыдущего, то, что может показаться аккуратными потоками в его работе "Диктант", на деле оборачивается пучком окровавленных сингулярностей, то и дело перепроникающих себя. Иван Соколов
|
Библиография |
Застывшая местность
Екатеринбург: Полифем, 2015. — 42 с.
|
|
|
|