***

Те, кто назвали меня — Баобаб,
вымерли пять миллионов листьев тому назад.

Я помню шорох их аккуратных лап,
вопли пойманного грызуна,

грай перелётных стай над своим птенцом,
встретившим немыслимого врага.

Потом они разглядели на мне лицо
и дали мне имя — Изеэльга.

Они приносили корм для моих корней.
Они окружили меня дождевой водой.

Их песни, как вязкие смолы, текли во мне,
как будто их страсти себе возводили дом.

И каждую осень, чтобы забыть и спать,
я скидывал в землю эту чужую речь,

которая прела и выпускала пар,
в которую страшно было однажды лечь.

Но шкуры моей не коснулись топор и гвоздь,
моим долголетием радуга изумлена.

И столько мной листьев скинуто на авось,
что больше нет смысла отращивать имена.

Закончил Российский государственный профессионально-педагогический университет. Работает дизайнером, художником-иллюстратором. С 2006 по 2011 гг. координатор поэтического клуба «Капитан Лебядкин». С 2016 года – один из редакторов журнала поэзии «Плавучий мост» (Дортмунд, Германия). Публиковался в журналах «Транзит—Урал», «Урал», «Уральский следопыт», «Юность», «Крещатик», «Знамя», «Волга-XXI век», «Альтернация», «Футурум-АРТ», «Дети Ра», «Зинзивер», «Белый ворон», «Новая реальность», «Южное сияние», «Гвидеон», «Алтай», «Вещь», «Образ», «Плавучий мост», «Волга»; альманахах «Крушение барьеров», «Воскресный вечер», «Свезар», «11:33», «Эстетоскоп», «Екатеринбург 20:30», «Кольчугинская осень», «Графит», «Паровоз», «Вещество». Участник третьего и четвёртого томов Антологии современной уральской поэзии. Лауреат фестиваля поэзии «Пилигрим» (Пермь, 2003), фестиваля актуальной литературы «Новый Транзит» (Кыштым, 2006) и фестиваля литературных инноваций «КУБ» (Красноярск, 2016). Дипломант Первого Санкт-Петербургского поэтического конкурса им. И.А. Бродского в номинации «Большое стихотворение» (СПб., 2014). Лауреат премии MyPrize (Москва, 2018). Член Союза писателей России. Член жюри Всероссийской литературной премии имени П.П. Бажова.

Осознание того, что я делаю важные вещи, пришло только после издания книги. Это момент отделения от тебя собственных слов и превращения их в материальную вещь. Литература стала своего рода тусовкой — ты пишешь, чтобы получить круг защиты, приятия тебя. С выходом книги серьезность спроса возрастает, это другой разряд ответственности и уровень.

Поэта часто воспринимают как холерика, который разрывается между обидой и торжеством. Но единого социотипа поэта не существует. Все люди — просто люди, одаренные тем или иным. С этой литературной не одаренностью, а «ударенностью» поэты живут, как с болезнью. Большинство по-настоящему талантливых людей, из тех, что мне встречались, были очень сдержанные и спокойные. Когда талант дан, ты с ним общаешься больше, чем с миром, тебе подчас не нужны люди.

Но когда после выступления к тебе подходят и обнимают со слезами на глазах — понимаешь, что делаешь важные вещи, которые наполняют осмысленностью твою жизнь. Ты не ищешь эту ответную реакцию специально, но становишься сильнее, когда ее получаешь.

Я не знаю другого поэта на Урале, столь мастерки использующего многочисленные и замысловатые сюжетные схемы – будь то выстраивание хронологии или перечня предметов («Упаковка») и событий («Около декабря. Искусство кройки бытия», «Вавилон-сутра» и т.д.). Это напоминает приемы зрелого Бродского, помноженные на нарративные практики концептуализма, но в Ивкине проявляется и вот еще что. Если говорить на киноязыке, то стоит обратить внимание, на сценарные конструкции и убедительные визуализации происходящего. Сколько бы автор не экспериментировал, например, с фоносемантическими рядами, звуком, сколько бы не писал про музыку, визуальное в его текстах является доминантным. Сюжетность в таком случае органично дополняет образность, образуя целостные картины, куда с легкостью вплетаются элементы фантастики, экшна, анимации, убеждая нас, что Ивкин пишет вовсе, например, не о Березниках

или бытовых вещах – это повод для речи, но не ее содержание, – а смысл сказанного – в сочетании магических топосов, предметов и действий.

Насколько мне известно, счастье – состояние, присущее Сергея Ивкину, побуждающее его к творчеству и поступкам, оно же – ключевое понятие его мировоззрения.