|
|
|
|
Александр Генис
критик, прозаик, эссеист
Родился 11 февраля 1953 года
Фото: Дмитрий Кузьмин, 1999
|
|
Визитная карточка
|
У меня был свой сад камней: полуметровая фанерная коробка с песком, маленькие грабли и девять камешков неправильной формы. С игрушечным садом совладать ничуть не проще, чем с настоящим. Началось все с того, что, подчиняясь первому импульсу, я устроил на столе миниатюрный Стоунхедж: установил в центре самый большой камень и выложил вокруг него щербатую колоннаду. Тут же и выяснилось, что сад камней исключает симметрию. Окружность не вписывается в прямоугольную ограду, а упраздняет ее. Две правильные фигуры не могут сосуществовать в одном пространстве. Они убивают друг друга. Сад теряет объем. Это - уже не овеществленный символ, не скульптура мира, а декоративная аллегория, флаг малоизвестной африканской державы. Решив не навязывать природе свою идею порядка, я во всем доверился случаю. Не глядя швыряя камни, как игральные кости, я надеялся, что удача уложит их многозначительным узором. Зарывшиеся в песок камешки напоминали то речную отмель, то морской пляж, но чаще - пустырь. Получающиеся пейзажи весьма искусно передавали скучную неприхотливость природы, но никаким "высшим значением" тут и не пахло. Сад не получался. Его реальность не сгущалась и даже не разрежалась, а оставалась сама собой - сырой и серой. Бросившись в другую крайность, я решил сад приукрасить: насыпал в коробку розового песка и заменил камни кусками кораллов. Оглядев получившееся, я понял, что такой сад камней мог быть только у Элвиса Пресли. Тогда, обложившись книгами, я стал подражать прославленным образцам. Поделив камни на "гостей" и "хозяев", я выстраивал их отношения по правилам конфуцианской учености и буддистской образности. На песке появлялись священные острова Амиды, волны Западного океана, плывущая тигрица с тигрятами. Все бы ничего, но к следующему утру я забывал, что именно соорудил накануне, так что мне приходилось строить сад заново. Наверное, у меня не хватало ни терпения, ни самоуверенности, чтобы дать себе время сжиться с настольным ландшафтом. Отказавшись от книжной науки, я отдался интуиции. Теперь я выкладывал камни так, как им - а не мне - того хотелось. Подолгу вертя каждый из них в руке, я пытался развить в пальцах тактильный слух. Мне чудилось, что одному камню удобнее лежать, другому стоять, третьему прислоняться к четвертому, а пятому просто быть в стороне от остальных. Заботясь об удобстве моих камней, я и думать забыл о саде. Не знаю, чем бы это кончилось, если бы в нашем доме не поселился котенок. Обнаружив коробку с песком, он приспособил ее для своих нужд.
Из книги "Темнота и тишина"
|
Биография
Родился в 1953 г. в Рязани. Жил в Латвии, окончил филологический факультет Латвийского университета. С конца 1970-х годов живет в США. Многократно публиковался в послеперестроечной России и за рубежом. Автор ряда эссеистических книг, написанных совместно с Петром Вайлем («60-е: мир советского человека», «Русская кухня в изгнании», «Родная речь», «Американа»), и нескольких книг критики и эссе о литературе и культуре («Вавилонская башня», «Иван Петрович умер», «Довлатов и окрестности»). Премия ж-ла «Звезда» (1997). Живет в Нью-Джерси.
|
Прямая речь
Мне всегда казалось, что критика – это дело молодых. Критику всегда хочется группы, критику всегда хочется увидеть тенденцию, критики всегда придумывают школы. Это правильно, потому что писатели рождаются в школе, но умирают они по одиночке. После определенного возраста тебя перестает интересовать алгебра, занимает только арифметика. Меня не интересует, к какой школе примыкает тот или иной писатель, меня интересуют его индивидуальные достижения. А это не критика, это литературное гурманство. Такими читателями были, например, Бродский и Борхес. Их совершенно не интересовал литературный процесс, их интересовал индивидуальный набор философий, который и составляет наш интеллект.
|
Предложный падеж
Два пласта генисовского текста: мемуарный и литературоведческий — вступают друг с другом в продуктивное и неразрешимое противоречие. Если принимать за центр «Окрестностей» мемуарный пласт — с блестящими портретами и сценами, доведенными благодаря точным деталям до остроты анекдота — то все литературоведение играет роль чужеродного, а значит хаотичного, неорганизованного материала. Именно так прочитала книгу Т.Толстая, упрекнувшая Гениса в том, что он напрасно «прослаивает увлекательный роман о собственной жизни филологией опытного эссеиста» Я напротив, полагаю литературоведческую линию центральной в этой книги, и, на мой взгляд, все смешные байки о Довлатове и других знакомых создают необходимый «шум», тем более что в них, как и у самого Довлатова, постоянно в центре внимания оказываются сцены абсурда или же парадоксального смешения порядка и хаоса. Но в любом случае, воссоздается раскрытое Генисом на примере Довлатова и его прозы динамическое равновесие между «гиперреализмом» (у Гениса обеспечиваемого доказательностью критического анализа) и хаотическим, абсурдистским образом человеческих «окрестностей», усиленном субъективистской и как бы произвольной манерой письма. Марк Липовецкий Такое впечатление, что на смену почившему в бозе Ивану Петровичу пришел не кто иной, как наш автор со своей, как он сам ее определяет, «гуманитарной прозой». Ее характерные черты - гибридность формы, светскость изложения, прозрачность языка, доступность содержания, компактность конечного продукта, известная игривость ума, отсутствие экзистенциального и метафизического измерений («Пожалуй, мое самое значительное метафизическое переживание связано с осознанием незначительности любого опыта»), толика формализма, толика культурологии, толика сведений, толика «органической поэтики». Одним словом, пересекайте границы, засыпайте рвы. Александр Скидан
|
Библиография |
Американская азбука
Нью-Йорк: Эрмитаж, 1994
Вавилонская башня
М.: Независимая газета, 1997. — 256 с.
Темнота и тишина
СПб.: Пушкинский фонд, 1998. — 64 с.
Довлатов и окрестности
Филологический роман. — М.: Вагриус, 1999
Иван Петрович умер
Статьи и расследования. — М.: Новое литературное обозрение, 1999. — 336 с.
Книга эссе. — СПб.: Пушкинский фонд, 2002. — 80 с.
Проза. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2002. — 96 с.
Сладкая жизнь
М.: Вагриус, 2004. — 352 с.
Дзен футбола и другие истории
М.: АСТ, Астрель, 2008. — 320 с.
Частный случай
М.: АСТ, Астрель, 2009. — 448 с.
|
6 пальцев
М.: КоЛибри, 2009. — 640 с.
В соавторстве с П.Вайлем:
Современная русская проза
Нью-Йорк: Эрмитаж, 1982
Потерянный рай. Эмиграция: попытка автопортрета
Москва-Иерусалим, 1983
60-е. Мир советского человека
Анн Арбор: Ардис, 1988
М.: Независимая газета, 1995
Русская кухня в изгнании
М.: Независимая газета, 1995
|
|
|
|
|
О нём пишут
О книгах Александра Гениса «Шесть пальцев» и «Частный случай»
Сергей Костырко
О сборнике «Частный случай»
Кирилл Решетников (Шиш Брянский)
Лиля Панн
Критический реализм - 12: Петр Вайль «Европейская часть». «Знамя». 2001. №6; Александр Генис «Трикотаж» (автоверсия). «Новый мир». 2001. №9
Дмитрий Бавильский
Игорь Ефимов
О книге Александра Гениса «Сладкая жизнь»
Александр Чанцев
О книгах Александра Гениса, Александра Жолковского и Андрея Левкина
Ольга Кузнецова
А. В.
О книге Александра Гениса «Довлатов и окрестности»
Лев Лосев
О книге Александра Гениса «Иван Петрович умер»
Лиля Панн
Об Александре Генисе и Петре Вайле
Линор Горалик
Это критика. Выпуск 17
Михаил Эдельштейн
Александр Скидан
Рецензия на книгу: Генис А. Довлатов и окрестности. М., 1999
Марк Липовецкий
Беседа с Александром Генисом
Тексты на сайте
К юбилею Татьяны Толстой
Новая газета— № 46 от 29 апреля 2011 года
Радио "Свобода"— 1.09.2008
«Звезда»— 2009, №9
Звезда— 2009, №7
Иосиф Бродский. В окрестностях Атлантиды: Новые стихотворения
Знамя— 1996, №3
|
|