 предыдущий текст . Александр Бараш . следующий текст  |
|
Международная русская литература
Выступление на семинаре «Геополитика культуры и наш литературный быт»
|
В качестве животворящего вступления позвольте напомнить вам один эпизод из благоуханнейшей книги блаженного Иоанна Мосха «Луг духовный». В этом сочинении описывается путешествие по лаврам и киновиям Востока на рубеже 6-7-го веков, и в частности – в Пустыне Святого Града – то есть районе Иерусалима и Мертвого моря. Кельи Хузива, упоминающиеся в тексте, – это столь популярный в наше время туристический объект Вади Кельт.
Да, прежде чем зачитать эту маленькую – 24-ю главку из Иоанна Мосха, я считаю своим грустным долгом предостеречь ревнителей вер со всех ветвей иудео-христианской традиции, что по религиозным убеждениям я – неофит культа хаттско-хурритского лунного бога Арма (он же – Кашку). Он, как известно, упал с неба на рыночную площадь, чем напугал бога грозы. Это центральное событие для судеб мира, я убежден. Но у меня нет никакого желания профанировать сакральное, так что поговорим о чем-нибудь человеческом.
Итак, обещанная главка из Мосха.
Жизнь одного старца, обитавшего в кельях Хузива
«Трудился в течение целого дня»
В кельях Хузива жил один старец. Старцы того места рассказывали нам об нем следующее: живя еще в своем селении, он поступал таким образом: если случалось ему видеть, что кто-либо из односельчан по бедности не мог засеять своего поля, он выходил ночью, так что этого не знал и сам хозяин поля, и, взяв свой скот и свои семена, засевал поле другого. Таким же состраданием отличался старец, когда удалился в пустыню и стал жить в кельях Хузива. Он выходил на дорогу, идущую от священного Иордана к святому граду, взяв с собою хлеба и воды. Замечал ли кого-нибудь утомившимся – он брал его ношу и провожал до св. горы Елеонской. Возвращаясь обратно по той же дороге – нес тяжести других до Иерихона. Можно было видеть иногда то – как старец обливается потом под большой тяжестью, то – как несет на плечах одного, а иногда и двоих отроков. Иногда он сидел за чинкой износившейся мужской или женской обуви, для чего брал с собой необходимые орудия. Одних поил водою, которую носил при себе, других кормил хлебом. Встречал ли нагого – снимал с себя одежду и отдавал ему. Можно было видеть, как он трудился в течение целого дня. Случалось ли ему находить мертвого на дороге – он совершал над ним чин погребения и хоронил.
* * *
Такая вот история. По-моему, она может являться замечательной моделью для соотношений израильской литературы на русском языке – с русской литературой в целом. «Отженившись» актом репатриации от коллективного тела русской литературы, мы ушли в Пустыню Святого Града, в прямом и в любых переносных смыслах, но – связи с этим «внешним миром» русской культуры не прерываем. Более того, занимаемся своего рода подвижничеством на чужом, но нашим смирением – обобществляемом поле. Высота этого подвига особенно заметна в свете – или, скорее, тумане – его незаметности. Именно – как тот старец из Хузива, который выходил ночью, чтоб не знал хозяин поля, засевать это поле...
Аналогии с деятельностью хузивского подвижника можно провести по всем его описанным деяниям – ну, например, в несении чужой ноши на дороге. – Израильская русская литература продолжает нести ношу эстетического консерватизма, которую в нормальных референтных группах в России давно уже не в состоянии поднять. Для этого есть одна совершенно объективная причина – здоровый и живой формальный поиск возможен только непосредственно в среде обитания языка, любой эмигрантский писатель в лучшем случае способен лишь углубить свой под-язык, если можно так выразиться. А подлинный перелом языка, его актуализация происходят, по-видимому, лишь в результате усилий по всей линии. В Израиле есть несколько русскоязычных писателей высокого класса, но каждый из них рубится в своем отдельном туннеле, так что общей ситуации это не меняет. А кроме того, имеется впечатляюще многочисленный, широкий и разнообразный спектр второразрядности – будь то стилистика в духе ухудшенного (казалось бы, куда уж хуже) Вениамина-Блаженного-Айзенштадта, или скукожившейся до размеров колибри Инны Кашежевой... или нечто как бы вроде Анри Волохонского, но после лоботомии, лишившей субъект лирической претензии связи с культурным опытом, и просто связности... В, так сказать, прикладной филологии – то есть эссеистике и журналистике на литературные темы – продолжает героически доживать свой век структурализм. Это бы полбеды – метод как метод – одни едят с ножом и вилкой, другие, скажем, палочками, а готовить какую-нибудь рыбу – Святого Петра, для примера, тоже можно самыми разными способами.. – но есть и прискорбная нечувствительность к свежести потребляемого и изготовляемого продукта. Для законодателей широкой секторальной читательской моды до сих пор продолжают существовать в качестве животрепещущих тем для обсуждения такие абсолютно обессмыслившееся – причем, еще лет десять назад – звукосочетания как «постмодернизм», «смерть литературы» и проч.
Все вышеприведенные феномены вторичности, которые подвижнически продолжает нести на своих узких плечах наша русская литература, самым пышным цветом цветут сейчас и в России. Кажется, достаточно привести только название статьи известного московского критика Карена Степаняна в пятом номере журнала «Вопросы литературы» за 1998 год – она озаглавлена: «Постмодернизм – боль и забота наша». Такой трогательный – в стиле партийного руководства литературой «лучших времен» – непрошенный патронализм. Этот тон – отнюдь не эпизодически возникший (смотри, например, беседу Сергея Чупринина с Татьяной Бек в одном из номеров журнала «Арион» за 1998 год) – отражает кроме очевидного состояния ума и довольно новую – ей всего год-два – ситуацию в раскладе сил в русской литературной жизни. Чуть ли не наиболее неожиданным эффектом всей постперестроечной эпохи является то, что вся ВТОРАЯ КУЛЬТУРА за все это время не создала НИ ОДНОГО настоящего, большого, стабильного СВОЕГО литературного органа – не то, что ХОТЯ БЫ одного, а просто НИ ОДНОГО, до сегодняшнего дня. А это – вещь хрестоматийно-необходимая для бытования актуальной литературы. Возникали – и возникают – альманахи, хрестоматии для чтения, групповые сборники, журналы, живущие не более 3-4 номеров, но все это – не смогло составить конкуренции миру старых толстых журналов. Они переболели в начале 90-х годов облилипучиванием тиражей и страхом перед фигурой Гребущего Хама – Концептуалиста, который вот сейчас зайдет в редакционную комнату и выбьет пассионарной конечностью в огромной грязной кроссовке кресло из-под нежного зада... Но – он зашел – и вышел – и прошел мимо – протекло несколько лет, концептуалисты «всосались» в контекст коллективного тела либералов 60-70 годов или рассосались в коммерческие издания, разные страны (эмиграция, немецкоязычные гранты) – а либералы из Союза писателей высидели, выжили, а в последнее время и вовсе ОЖИЛИ. Они переросли в новый истеблишмент – и явно пытаются сейчас довольно массированной атакой окончательно утвердить новый – старый на самом деле – статус-кво. И в их рядах сейчас не только универсалы советского типа, совмещающие критическую деятельность с постами в журналах, но и люди по старой памяти – несколько более «независимой» репутации, скажем, известный переводчик готового смысла Топоров, договорившийся в одной из своих статей в питерском журнале «Постскриптум» до того, что литературного самиздата как ХУДОЖЕСТВЕННОГО явления просто не было, он не дал ни одного значительного писателя и т. д. Само по себе это заявление, сделанное ради закрепления имиджа нового Буренина из частушки, который первым укусит прохожую собаку, заслуживает ответа исключительно в том же жанре – то есть мордобоя в предбаннике ресторана ЦДЛ, желательно со случайно оказавшимися на месте происшествия телекамерами. Я бы хотел поглядеть, как озорник Топоров смог бы это выговорить в лицо, к примеру, покойному Сопровскому, и что бы произошло дальше. Даже без получения по губам – интересно, как бы он это выговорил в лицо – Холину, Сатуновскому, Бродскому-до-эмиграции? Или кое-кому из здесь присутствующих – Гробману, скажем. Но, кроме всего прочего, эта злонамеренная сенильно-самодовольная «лапша» грузится в уши широкому – и внушаемому – читателю на волне того самого реваншизма носителей духовности в последней инстанции, о которых я говорил выше. Ответу же в России практически НЕОТКУДА прозвучать – нет такого журнала. Написать и напечатать ГДЕ-ТО можно, но это утонет в... чем? – в контексте, задаваемом теми же толстыми журналами.
Единственное независимое, эстетически здоровое, свободное от боли и заботы и одновременно достаточно имперское, не групповое, издание – это журнал НЛО, с, так сказать, кораблями сопровождения – НЗ, СОЛО, издательством... Но это журнал преимущественно «культуртрегерский», не собственно литературный, а в литературе ориентированный большей частью на те или иные виды рефлексий – эссеистику, критику и т. д.
Судя по всему, единственное подлинно живое сейчас периодическое издание, поле реального собственно литературного действия, с возможностью и свободной критико-эссеистической жизни – это наш журнал ЗЕРКАЛО. Но мы говорим сейчас о ситуации в России – вернемся к ней.
Есть еще одна форма, которой дышит в эти годы российская литература, – салоны, но, во-первых, это априорно групповая форма существования, а во-вторых, даже она мутирует в последние год-два – достаточно заглянуть в перечень персоналий, выступавших, скажем, в Чеховской библиотеке...
Определенным утешением для тех, кому это требуется, может послужить то, что любая претензия занять сейчас «центр» как бы заранее обречена на провал, потому что, строго говоря, центра в нынешней российской культурной ситуации просто нет. Сегодня, сравнивая с прежними временами, любой литературный круг – маргинален, потому что маргинальна вся литература, ее полоса на магистрали общей российской жизни – самая правая... Но тем не менее – вышеописанная группа многочисленней, сплоченней и, как оказалось, грубо-витальней всех остальных.
Резюме: то, что происходит, – результат выбора. Причем не только той или группы или сообщества, какого-то жюри очередного конкурса, а фактически – всей современной русской литературы.
Любое существование – персональное или коллективное – постоянно находится в тривиально-фундаментальной ситуации выбора. И – производит этот выбор, независимо от желания, даже активности или пассивности, к тому же – еще и в том ритме, который задан самим выбором – что вполне часто превышает способность к быстрой и правильной реакции субъекта опыта. В таком положении пребывает современная русская литература – рассматривая ее как совокупный социокультурный феномен.
Что для него характерно – для этого организма, время жизни коего – девяностые годы?
Во-первых, снятие таких принципиальных оппозиций, как – «диссидентская литература» и «официоз» и – «эмигрантская литература» и «литература, создающаяся в самой стране».
Во-вторых, свобода печатания.
В-третьих, изменение шкалы приоритетов, приведшее к приближению инфраструктуры литературного мира в России – к общезападному типу, со своими отличиями, отнюдь не всегда продуктивными для данной литературы.
Четвертое – это преемственность по отношению к литературе советского времени – совершенно ИЗБЫТОЧНАЯ.
Что дальше?
Похоже на то, что изнутри России ситуация в литературе может только ухудшаться – наподобие того, что происходит в политике и в экономике. Но есть одна вещь, которая дает шанс.
Открытость государственных и информационных границ (в первую очередь – Интернет, для литературы). С этим, даже при худшем сценарии развития политических событий в России, покончить будет трудно, скорее всего – практически невозможно. Пока же – сотни тысяч, миллионы людей (в том числе подавляющее большинство культурдеятелей) в той или иной форме и степени живут «без границ» – будь то поездки, жизнь по грантам, эмиграция (грани между двумя последними почти стерлись – учитывая массовое возвращенство культурной эмиграции), будь то присутствие в одной виртуальной плоскости русского литературного Интернета... У русской литературы есть новая, весьма благодатная возможность, которая реализована уже достаточно давно некоторыми другими литературами, и без Международной сети. Но ИНТЕРНЕТ, информационный монстр, безусловно, усиливает возможность этой возможности многократно.
Я предлагаю называть новую опцию, возможность – МЕЖДУНАРОДНАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА. Единственный критерий, объединяющий ее, это – язык. Как для английской, французской, испанской, немецкой литератур – нет границ ни государственных, ни топографических, так и современная русская литература – не менее имперская по генезису, характеру и масштабу распространенности – может выйти из искусственной формы, в которой она оказалась по внеположным ей историческим причинам, как бы высвободить свои конечности из китайских сапожек и попытаться двинуться – по планете всей. Таким образом русская имперскость может обрести новую жизнь – во всей бывшей тоталитарной империи и зоне ее влияния, и даже шире.
Тут как раз – та самая кристальной чистоты геополитика... Если бы нынешняя Россия была более современным государством, где геополитикой занимались бы люди, озабоченные, как положено в империи, собственно настоящей стратегией власти, а не мелкой тактической возней, вплоть до пародийно-провинциального скорейшего личного обогащения, то – непременно, вне всякого сомнения, они в первую голову занялись бы этим видом имперскости. Литература – то есть владение языком, то есть власть над людьми через язык – стала бы поддерживаться на государственном уровне – и в центре, и не в меньшей степени – во всех необходимых точках раскручивающейся спирали захвата... Перспектива, могущая и напугать. Но чтобы расслабиться на сей счет – достаточно понаблюдать за российской государственной и культурной элитой – и станет ясно: в ближайшие годы никому ничего не грозит. В случае идеального поступательного движения потребуется еще пара политических поколений... А ведь англичане и французы до сих пор держат по полмира на коротком поводке продолжения колониализма через просвещение – то есть диктат своей культуры, через язык в основном. (Вопрос: в каких отношениях может быть правящая элита той или иной африканской страны с Францией, если 90 процентов ее представителей закончили французский Лицей в своей местной столице, а 80 – провели годы личностного формирования – в Сорбонне? Откуда берут они формулы политического, общественного и бытового поведения? Из речей Наполеона, из романов Стендаля, из стихов Аполлинера...)
По-видимому, этот вариант – не актуален для русской литературы в ближайшее время. Но есть другой, который совершенно реален – и очень близок русским израильтянам, предстоит перед нами – может быть, в большей степени, чем перед кем-либо еще. И именно он способен вывести из того магистрального тупика, в котором разгоняется по кругу нынешняя российская литературная ситуация.
Международная русская литература с легкостью может возникнуть сама – если не произойдет никаких принципиальных изменений в отношении свободы перемещений и обмена информации.
Спокойно и демократично, в отсутствие метрополии, которая дискредитировала себя как централизованная социалистическая – архаически-иерархическая – экономика, должны зажить самоценной, полнокровной жизнью периферийные центры (упс – оксюморон). Собственно говоря, им не надо самозарождаться на пустом месте, они – технически – уже есть. В первую очередь это, безусловно, большие города, с метропольным оттенком, в так называемом ближнем зарубежье. Киев, Харьков, Одесса, Рига... Совсем не исключено, что не может возникнуть компактная, но качественная группа в каком-нибудь менее очевидном месте – где-нибудь во Львове – и создать эффект вроде Праги времени Кафки... Между прочим, и в самой Праге, по известным радиообстоятельствам, тоже могло бы возникнуть плодотворное мерцание очага русской литературы – во всяком случае не менее, наверное, интересное, чем Скит Поэтов в свое время. То же – в каком-нибудь германском университетском городе... Нетрудно представить союз трех-четырех студентов той же энной Сорбонны, детей «новых русских», которые смогут войти в историю новой русской литературы – будучи уже деятелями МЕЖДУНАРОДНОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
Эта МЕЖДУНАРОДНАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА – в значительной своей части (в вещах, созданных за пределами России), будет натуральным образом отличаться от российской русской литературы.
Она имеет все шансы быть свободной от парализующих здоровое развитие комплексов, присущих той русской литературе. Их разборки и взаимные претензии просто будут ей не интересны. Главное же, что может принести эта новая литература, – это по-настоящему легитимизированная АНТРОПОМОРФНОСТЬ. Человеческое измерение, уничтоженное веком тоталитаризма в России, там до сих пор по-настоящему не может утвердиться. Для этого нет никаких оснований, никакой поддержки в тамошней жизни. Тоталитаризма сейчас нет, но российский мир по-прежнему ВНЕ-ЧЕЛОВЕЧЕН, то есть больше, чем бесчеловечен.
Кроме всего прочего, любое возникающее в такой среде живое явление должно бороться за свое существование – и превращается в мутанта, сформированного своей борьбой, а не естественным человеческим развитием. Таковы все лучшие современные тамошние писатели. Не только Владимир Сорокин, скажем, но и Виктор Пелевин – существо, по сути дела, уже из постсоветского времени. (Естественно, я имею в виду «авторские личности», а не «бытовых людей».) Ну а насчет Галковского – совсем очевидно.
МЕЖДУНАРОДНАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА, создаваемая вне этого хаосмоса, может ЕСТЕСТВЕННО быть антропоморфной – потому что она создается изнутри антропоморфного мира – будь то Европа, Америка или Израиль, при всех их различиях. Они – по ЭТУ СТОРОНУ антропоморфности.
Я говорил о некоторых преимущественных шансах для израильских русских писателей. Дело в том, что сегодня так сложились обстоятельства, что после Москвы, которая вне конкуренции по количеству и качеству культурдеятелей, Израиль, возможно, вполне может «претендовать на второе место» по имеющемуся потенциалу: то есть – теоретически – по количеству и качеству писателей и публики. Их не так уж и много (около миллиона), но они компактно собраны, что очень существенно, объединены общим опытом...
В зарубежье – сейчас, в момент почти полного затухания живой литературной жизни на стогнах бывшего Парижа, на хайвеях разбросанной Америки – у русского Израиля есть все шансы быть центром МЕЖДУНАРОДНОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
Амен.
|
|
 |
 |
Все персоналии
 |
поэт, редактор
Израиль
|
Родился в 1960 году в Москве. В 1985-89 годах соредактор (совместно с Николаем Байтовым) ведущего московского самиздатского альманаха "Эпсилон-салон". С 1989 года в Иерусалиме. Член редколлегии журнала "Зеркало", куратор литературного сайта "ОСТРАКОН". Сотрудник Русского Отдела Радиостанции "Голос Израиля".
...
|
О нём пишут
(о книге Александра Бараша «Итинерарий»)
Александр Бараш. Итинерарий: Cтихотворения. — М.: Новое Литературное Обозрение, 2009.
О стихах Александра Бараша
А. Бараш. Средиземноморская нота: Стихотворения. — М.: Мосты культуры, 2002.
Дмитрий Бавильский
Тексты на сайте
Воздух, 2010, №1
Январь – июнь 2009 (включены отдельные книги конца 2008)
Воздух, 2009, №1-2
Новое литературное обозрение, 2009
Воздух, 2008, №3
Новое литературное обозрение, 2003, №62
О стихах Николая Байтова
Новое литературное обозрение, 2008, №92
Воздух, 2008, №1
Воздух, 2007, №4
НЛО, 2007, №87
Новое литературное обозрение, 2007, №86
Ю. Гуголев. Командировочные предписания. — М.: Новое издательство, 2006.
Новое литературное обозрение, Вып. 85 (2007)
А. Бараш. Средиземноморская нота: Стихотворения., Иерусалим: Гешарим; М.: Мосты культуры, 2002.
Стихотворение
А. Бараш. Средиземноморская нота: Стихотворения., Иерусалим: Гешарим; М.: Мосты культуры, 2002.
Воздух, 2007, №3
Воздух, 2007, №2
Стихи и комментарии
Воздух, 2007, №1
Воздух, 2007, №1
Воздух, 2006, №3
Освобождённый Улисс, Современная русская поэзия за пределами России
Воздух, 2006, №1
Выступление на семинаре «Геополитика культуры и наш литературный быт»
Зеркало, № 9-10 (1999), с.277-283.
Воздух, 2021, №42
Воздух, 2021, №41
Воздух, 2018, №37
Воздух, 2017, №2-3
Воздух, 2016, №1
Сергей Гандлевский, Алексей Цветков, Катя Капович, Александр Бараш, Арсений Ровинский, Лида Юсупова, Павел Гольдин, Лев Оборин
Воздух, 2013, №1-2
Анна Глазова, Алексей Цветков, Александр Бараш, Фёдор Сваровский, Марк Липовецкий, Леонид Шваб, Денис Ларионов, Иван Соколов, Павел Гольдин, Ксения Маренникова
Воздух, 2012, №3-4
Л.Костюков, А.Верницкий, Д.Веденяпин, К.Кравцов, Т.Щербина, М.Галина, А.Штыпель, Ст.Львовский, Ф.Гримберг, В.Шубинский, М.Шатуновский, А.Тавров, П.Гольдин, Л.Шваб, А.Бараш, Н.Черных, А.Уланов, Г.-Д.Зингер, Д.Строцев, П.Барскова, В.Iванiв
Воздух, 2011, №2-3
|
|
