|
Считатель птиц, прислушник тишины;
кровь из ушей, ресницы сожжены,
я беззащитен, слаб и многократно
убит косыми пулями дождя
так, что слова любви, не доходя
до губ моих, срываются обратно,
назад, в заплесневелую гортань,
где и сгниют. И пахнет изо рта
циничным разложившимся перфектом.
Пока чертой лица не отдалишь,
я отличаюсь от эстрады лишь
отсутствием эстрады, как объекта,
присутствием в одном втором лице
той публики, которая в конце
зевает, растворяясь в небе дымкой...
Я чувствую, как мнительный авгур,
что, сняв с себя все семь овечьих шкур,
останусь человеком-невидимкой,
никем, ничем, делителем нуля,
моторчиком, пригодным разве для
стрекочущего мерного ворчанья
под грудою махровых одеял;
ведь если существует идеал,
то это — декламация молчанья.
|
