* * *
У тебя на кончике пальца дым
Ты рисуешь крошечную луну
И луна дымит и равна нулю
Между указательным и большим
На твоей луне молодое лето
И она похожа на крем-брюле
Это наше лето в двенадцать лет
Мы с тобой на лестнице в сентябре
У тебя последняя сигарета
А я не курю сигарет
Оловянный Бонапарт
что ни война, так погода всё хуже
в русской печи нестерпимый мороз
по ломаной суше плывут неуклюже
цветные мундиры игрушечных войск
стоит на ножах прокажённая стужа
ухватом прижат на снегу Бонапарт
он лезет из кожи и смотрит наружу
и рвётся наружу бросается в жар
и падает вниз в обожжённую лужу
бермудские где треуголки лежат
и плавятся в ряд одноглазые ружья
французская пыль одноногих солдат
он хочет назад он устал и простужен
его оловянные руки дрожат
Сергею Луговику
У меня в голове Раскольников
Только что угодил в тюрьму.
Он боится живых покойников,
Режет красную бахрому,
Собирает дровишки на зиму,
А потом говорит: "пора",
И опухшее темя разума
Колет обухом топора.
* * *
На запретном дереве спит Адам.
К небесам подходит вечерний бог.
Расставляет день по своим местам
И сырую землю кладёт в мешок.
Отмывает глину с разбитых рук.
На ладонях греются волдыри.
Спит Адам и видит гончарный круг.
И во сне ломается и горит.
Утром бог с груди вытирает кровь.
Поднимает день под своё крыло.
А в саду Адам потерял ребро,
И сухое дерево расцвело.
Дедал
Он живёт в четырёх стенах.
В окнах море и миражи.
Дом построили впопыхах,
И где нижние этажи –
Там гудят миллионы стен
Под ударами двух копыт.
А Дедал не встаёт с колен
И почти никогда не спит.
Закрывает засохший рот,
Чтобы заново замолчать.
У него в бороде перо
И плывёт по руке свеча.
А когда-то спускался вниз,
Из Икара верёвки вил,
И ловил прибережных птиц,
И перо вырывал из крыл.
Он при свете своих свечей
В ожидании похорон
Смастерил восковой музей
И подушки набил пером.
Подсолнух
Это небо краснеет не от вина –
Это за ночь проходит день.
Как зелёный подсолнух, цветёт луна
На холодной большой воде.
Неуклюжее море кладёт бока
На колючие корабли
И, поранившись, капает с потолка,
Заполняя пузырь земли.
И в прихожей уже закипает пол,
Наши стены идут на дно.
Мы сегодня из всех наболевших зол
Выбираем и пьём вино.
Наши мокрые окна уже полны
И созвездий, и рыб морских.
Засыпаем и видим, как у луны
Осыпаются лепестки.
Не сказанное
Мама, я закурил в середине апреля.
Я гулял по ночам, по растоптанным лужам.
Я влюбился в подсолнухи, пух и качели.
Я, наверное, хуже.
Я придумал подъезды останкинской башни:
Винтовые перила, глухие пролёты.
Я носил и не гладил цветные рубашки
И не думал про лето.
Перед сном рисовал обесцвеченным мелом
На дешёвых обоях дверные проёмы.
Я куда-то летел, а Москва не умела…
Здравствуй, мама, я дома.
Засыхаю и, жмурясь от солнечных пятен,
На пустой простыне, как порезанный палец,
На спине, на двухъярусной детской кровати
Засыпаю.
Поцелуй меня в лоб на прощанье, а после
Положи Михаила в нагрудный кармашек.
Мама, мама… не думай, что я уже взрослый.
Я младше.
Песня лепреконов
Японское море плывёт по реке.
Мы строили плот из больничных кроватей,
Мы очень опасны – у нас по лопате
И в этой, и в этой, и в левой руке.
Давайте не будем сегодня копать и
Давайте не будем сегодня грести.
У нас изумрудная глина в горсти.
Давайте наденем зелёные платья
И будем расти
И сажать огурцы.
|
