Я вчера была на даче. Встретила Стёпу. Помнишь его? Он в соседнем доме живет и совсем уже спился. Даже не поверишь теперь, что когда-то вместе покупали отрывной календарь, где на каждый день были советы начинающему огороднику. Ведь мы с тобой так начинающими спустя столько лет и остались; а он просто остался жить там уже навсегда. Хотя огород – я специально посмотрела – у него совсем неухоженный, да и сад тоже. Может быть, потому что осень. Хотя, наверное, нет. Осенью все должно быть наоборот. Ведь сейчас только август закончился – самое время для вишни, а у него она совсем не растет. Надо будет подарить ему опять отрывной календарь на Новый год, чтобы он до весны все вспомнил, снова научился. Если доживем. Если доживет. Мне всегда дедушка так говорит, бабушка никогда так не говорила. Дед всё еще жив, а бабушка нет. Не знаю, в чем тут дело…
Так вот, Степка рассказывал мне, что творилось в нашем с тобой доме зимой и весной. Про лето промолчал, наверное, забыл: может, забыл, что было, или что было еще и лето. В общем, я поняла, что мы зря не приезжали так долго…
Выяснилось, что два нищих, два оборванца поселились в нашем временно оставленном доме. По утрам они перечитывали наши старые газеты за весь 1997 год. А вечером залезали в погреб и съедали остатки замерзших овощей. Иногда, когда заржавевшим ножом они разрезали капусту, то внутри она была бледно-коричневой, оттого что слишком долго лежала в погребе.
Потом они разжигали огонь прямо на веранде. Пламя они обкладывали кирпичами, которые валялись в старом сарае еще с тех пор, как был жив отец, и вы вмести с ним строили гараж. От этого костра, пламя которого было обложено кирпичами, осталась дыра в самом центре веранды.
Они жили там вдвоем. Никто никогда не видел у них гостей. Они прожили там свою первую совместную зиму, которая была совсем холодной. Неожиданно холодная зима оставила на руке одного из них ожог от плохо затушенной сигареты.
Хотя то, что они в ту зиму курили, сигаретой было назвать совсем сложно: бумажка, в которую был завернут табак. А иногда даже таких «сигарет» у них не было. Тогда они искали на помойке около поселка пакетики чая. Иногда они были еще мокрые. Тогда они их сушили. Потом разрывали и эти остатки чая курили. Странные были бродяги.
Потом наступила весна, и они прожили вместе еще три месяца – целую весну. Весна приучила их чаще ходить в лес за дровами, потому что март напоминал скорее январь, чем весну. Стёпка часто видел нового соседа, который возвращался в наш с тобой дом с охапками дров. Но заговорить с ним боялся. Еще часто стал слышать женские крики из временно-не-нашего дома. Он не сразу разобрался, что второй нищий – не мужчина. Понять, что это были за крики, он сразу не смог: на помощь никто не звал, а на стоны, навеянные чем-то приятным, это все тоже совсем не походило.
Он тогда подумал, что, наверное, она замерзает.
А потом наступило лето, и все стало понятно. Зима и весна действительно оказались слишком холодными. Она и вправду замерзла.
В начале июня Стёпка стоял на крыльце с больной от постоянного похмелья головой и увидел, как бродяга выбежал из дома. Он что-то кричал, но было совсем не разобрать. За ним выбежала, видимо, его женщина. Бросилась за ним. Стёпка подошел к самой калитке – знал, что сейчас побегут мимо его калитки, и хотел всё услышать, желательно рассмотреть.
– Не уходи, – кричала она ему вслед, – давай продадим что-нибудь и поедем в город или съездим в больницу, даже пешком дойти сможем – тут же совсем близко…
Стёпка увидел, что у бродяжки по ногам багровыми струйками сочилась кровь. Он такого раньше никогда не видел, хотя и слышал об этом еще с детства. Ему стало как-то даже стыдно, что он разглядел, – лучше бы вообще не подходил к калитке.
Бродяга услышал ее крики. Обернулся. Подошел к ней.
– Посмотри на себя. Это мерзко, – он указал на ее ноги
– Так было всегда… будто ты не знаешь…
– Теперь это бессмысленно… понимаешь… незачем… просто бессмысленно мерзко…
Он замахнулся, и Стёпка испугался, что сейчас он ее ударит, а она и так уже в крови, еще и упадет. А Стёпке-то придется тогда выбежать и ей помочь, а он же пугливый совсем – не сможет. А потом будет винить себя. В общем, Стёпка слишком хорошо себя знал, поэтому сразу пообещал себе, что к калитке больше никогда подходить не станет, особенно в самом начале лета.
На этом, в принципе, рассказ Стёпки и закончился. Не знаю, откуда он знает много всяких мелких деталей, если лично не знал этих бродяг. Может, он и присочинил чего. А может, и не совсем во всем разобрался. В любом случае, он, Стёпка в смысле, потом гулял по поселку и нашел твою старую куртку. Да и кровь я уже стерла. Возвращайся, ладно?
|
