Страны и регионы

Как и у классиков испанского театра, в основе ритмики Анашевича - народный стих, но, разумеется, своего, "местного" происхождения. Это качающийся фольклорный стих, организуемый не количеством ударений или слогов, а "фразой" в музыкальном смысле термина. Своеобразие стиха Анашевича составляет даже не сам народный стих, который в поэзии и без того используется, а удивительное знание его возможностей и вариантов. […] Анашевич искушает идеей маскарада. Будто бы он рядится, и прежде всего - в женщину. Женщины говорящей у Анашевича много. Но она не единственная, кто говорит. И ее легко спутать с другим персонажем. (Женщина-солдат у Анашевича говорит о себе в мужском роде.) У Анашевича четыре типа говорящих персонажей: женщина, мужчина; женщина, считающая себя мужчиной; мужчина, считающий себя женщиной. Все они не Анашевич. Не маскарад, а театр. И Анашевич по типу художественной личности и способу творчества - драматург.



У Александра Анашевича, напротив, мандельштамовская поэтика срывается с катушек и бьется в судорогах мрачного карнавала, живописуя те самые куртуазные "бредни-шерри-бренди", с оборота которых "из черных дыр зияет срамота".



Эти сигналы и впрямь потусторонние, а воспринимают их сомнамбулы, которыми книга населена, воспринимают и посылают далее, творят и повторяют. Мир прозрачен, колеблющийся, не вызывает особого доверия идея его достоверности, а настоящая реальность для автора - вполне осознанный виртуальный мир, где жизнь происходит в неевклидовых пространственно-временных координатах. Впали в транс, поехали. Герои книги - персонажи, которые не совсем все-таки люди, существуют в дневном забытьи, в психоделической реальности. В книжке все они летают и плавают, перемещаются и путешествуют, как в новых "Звездных войнах", проникая в толщу вод или поднимаясь над землей со всеми соответствующими визуальными, тактильными и кинестетическими эффектами.