Страны и регионы

Кость стиха формируется под его мясом, безликими комьями чужих, всегда, заведомо чужих слов. Чудо поэтической речи есть синтаксический эффект. Только поэт может так быстро считать варианты соответствий, находя единственно верные, что получается никогда не бывшее. И – одновременно – бывшее всегда. Это уже эффект речи как речи, т. е. потока, поддающегося дешифровке, обратному обращению в мясо.

В этом состоянии между любовью и ненавистью к идеальному телу языка поэзии рождаются стихи Разумова. Отсюда столь доверчивый культ Песни: отчаянный прыжок со сцены деконструкции лирического героя в пустой зал (без зрителя) ритма, который давно не держит, не ждёт, не приходит в экстаз от фигуры певца-поэта. Этот ритм-зритель обречён на тотальное отсутствие, певчество = юродство. Так и автор, уже будучи без сознания, выпевает нечто, находящееся в месте полного неразличения панк-игры и попсовой песни. Егор Летов и Борис Моисеев здесь становятся одним: поравнявшись с двуликим, двутелым, сиамским божеством Матери-Отца, они трубят в хрустальный рожок, взывая к оргиастической, гибельной мистерии последнего мира...