В МУЗЕЕ

Научиться не жаловаться, не ждать
Помощи ни от кого.
Потому что своя у каждого мать,
Свой отец – и спасать его

В одиночку придется, искать врачей,
Утешать с улыбкой кривой.
Ну а смертный ужас вообще ничей –
Только твой, мой друг, только твой.

Приглядись: все мраморные уста
Римских статуй твердят о том.
Наша жизнь одинока, судьба проста:
Сына пестуешь, строишь дом,

А потом уходишь… И смотрят вслед
Тебе бельма их мертвых глаз.
Я и сам не знаю, зачем билет
Покупал сюда столько раз.

Родился в Ленинграде. По образованию физик. В 1983 г. закончил Электротехнический институт и семь лет работал в Физико-техническом институте АН СССР в лаборатории Ж.И. Алферова. С 1990 г. и до момента закрытия был редактором отдела прозы, поэзии и публицистики журнала «Искусство Ленинграда» (с 1992 г. — журнал «Арс»). В настоящее время преподает литературу в педагогическом колледже, читает лекции для вольнослушателей по истории русской поэзии и истории менталитета, ведет литературную студию при музее А. А. Ахматовой в Фонтанном доме. Является главным редактором сетевого альманаха «Folio verso».

Публикуется с 1983 г. В 1991 г. стал членом Союза писателей СССР. В настоящее время член Союза писателей Санкт-Петербурга.

Область интересов — литература, культурология, философия.

Разделение культуры на авангардную и традиционную в настоящее время утратило свою актуальность. Постмодернизм, чья эстетика отрицает иерархичность искусства и по сути дела сводит художественную практику к дизайну, постепенно теряет свои позиции. Завершается огромный исторический этап становления европейской цивилизации, исчерпывается парадигма развития, заложенная еще в эпоху Ренессанса. Кое-кто путает окончание этой эпохи с окончанием истории, культуры вообще. Но движение продолжается. На смену ищущего формальной новизны, дряхлеющего искусства ХХ века идет искусство нового времени, главной заботой которого сделается смысл, истина как неотменимая категория всякого духовного поиска. Нам предстоит вернуться к истокам и заново осознать противоречивую, греховную и героическую природу человека - существа, пытающегося руководствоваться представлениями о добре и зле, о справедливости, о воздаянии в мире, где естественные физические и биологические процессы протекают по законам, не имеющим ничего общего с человеческой этикой и философией.

… именно то, что Машевский не страшится патетики, не стыдится всерьез говорить о серьезных вещах (на том пошлейшем основании, что так теперь неуместно и не принято), и составляет сокровенную суть его поэтики. Эта внутренняя отвага представляется мне наиболее драгоценной отличительной чертой поэта в нынешней разноголосице. Причем, что чрезвычайно важно, его позиция при этом принципиально антиромантична — это не кокетливое противостояние поэта и толпы, не постмодернистское противостояние поэта и толпы поэтов же, но нормальное героическое противостояние человека и рока.



Критики об Алексее Машевском часто пишут, что похож он на всю русскую классическую поэзию сразу. Да, как и многие; но, что важно, никакого эпигонства, буквального следования нормативным поэтикам в его творчестве нет. Дело в том, что Машевский чужд литературным модам — это что касается формы. А с точки зрения содержания, пишет поэт, все гениальное есть банальность, так как истина едина и универсальна. Тогда закономерен вопрос: в чем же “…цели / Дальнейшего накопленья свидетельств — все об одном, / Все об одном и том же, настойчиво, страстно, гневно”? В том, что истина — хлеб, а он нужен постоянно.