Страны и регионы

Естественность разговорной интонации, чистота звука, эмоциональная подлинность, - все эти определения выглядят не слишком убедительно: своеобразие авторской манеры легко ощутить, но трудно определить. Формальный репертуар Зондберг, может быть, шире, чем у кого-либо из представленных авторов, - от моностиха и стихотворения в прозе до сонета. Но по своему пафосу лирика Зондберг целиком остается в русле классической для русской поэзии задачи самопознания, хотя иногда и позволяет себе достаточно острую иронию, направленную, главным образом, на культуру в ее дидактической и гиперрационалистической ипостаси.



Рассказы и повести Ольги Зондберг, как правило, представляют собой вольную композицию из разбегающихся, разгоняющихся в разные стороны фрагментов. Каждый фрагмент — отрывок, осколок, который может сопрягаться с другими, а может и быть совершенно самостоятельным. Все тексты суть устремленные в бесконечность цепочки микроисторий, цепочки полупортретов, психологических характеристик, мелькающих и исчезающих за поворотом силуэтов.



Почерк Зондберг узнаётся почти сразу. Защитное покрытие времени придаёт ему обаяние униформы. Она резка и вместе тонка, она проникает в толщу смыслов как игла. Да, пожалуй, это более верое сравение, чем, например, с лезвием. Мысль поэта, похожая на лезвие, распространена вширь, она уплощает многие предметы.



Зондберг работает не на воображении, медитации, философствовании, и даже не на самоанализе, а на простом и очень неочевидном допущении, что сама мысль, а не мыслящий ее имеет право на свободу от любого целеполагающего формата и при этом выживет, не утратит коммуникативной силы и убедительности. В современной русской прозе ее эксперимент, наверное, один из самых малозаметных и, может быть, самых важных.​