Страны и регионы

Стихи пишутся - да и читаются - в предположении, будто особым образом подобранные и в особом порядке расставленные слова таят в себе особые смыслы, вне стихов ни под каким видом не существующие. Т.е. стихи - непересказуемы. Пересказанные прозой, они просто теряют смысл; пересказанные другими стихами, они и становятся "другими стихами", с другим, хотя бы и близким, смыслом. Иными словами, наше восприятие (приятие или неприятие) стиха есть восприятие образа речи.

Видимо, именно артикуляция, напряжение органов речи, возникающее даже при мысленном чтении, составляет физиологическую основу нашего стихового восприятия. Мне представляется бесспорным, что органы речи мышечно откликаются не только на интонационно-ритмические конструкции, но и на семантику произносимого. Если учесть еще и энергию "внутреннего жеста", то окажется, что в артикуляцию стиха вовлекается едва ли не весь наш, как говаривали в старину, "телесный состав".

Прежде всего, стихи Штыпеля ясны. Это не значит, что они элементарны, скорее напротив. Но ощущение ясности стиха – это, как мне кажется, главное, что остается после чтения книги.

Ясность – вещь довольно загадочная, вообще-то. Она в первую очередь связывается со строгой мыслью и визуальной геометрией природы. Например, с Евклидом, с прямым классическим пространством, с отчетливостью и однозначностью ощущений.

Поэт ничего не хочет затушевать, затемнить - совсем наоборот, он проясняет и выправляет неизбежные вывихи восприятия. Природа - проста в своих основах, а человек, отгораживаясь от нее множеством собственных заранее придуманных схем, ее не видит - и потому полагает и сложной, и запутанной.

Штыпель - простодушен, но зорок. А эти качества друг другу вообще-то противоречат. Простодушный примет на веру то, что зоркий видит насквозь. Значит, вывод один: Штыпель видит не так, как мы, и принимает на веру только то, что видит сам.



Если уподоблять поэзию Штыпеля иным родам искусств, то в первую очередь мы вспомним живопись. И дело не просто в точнейших оттенках кадмия или охры или композиционных приемах, разворачивающих стихотворение скорее в пространстве, нежели во времени. Дело, пожалуй, в зорком прищуре живописца, схватывающем фрагмент мироздания и проводящем его через магическое на самом деле. Массивное в этом ракурсе предстает воздушным, легкое же, наоборот, наливается фактурой...