Страны и регионы

Стихи для меня (и чужие тоже) – карманная стремянка. Сходство уже в самой вертикальности традиционной записи стихотворного текста. Не знаю, откуда взялась (каждый раз берётся) эта стремянка, но пока она при мне – она со мной постоянно, и пользоваться ею очень удобно: даже с небольшой её высоты видно немного дальше, чем с поверхности.

Ради этого "обострения зрения" мне она и нужна, с моим желанием понять то, что позволяет понять слово, оживающее в поэзии, как полудохлая рыбина, брошенная в воду. Расслышать, что безмолвствует за этим всплеском… Верю, что хорошо написанное стихотворение, как "хорошо темперированный клавир", гармонизирует атмосферу, и тот, кто начинает его писать/читать, серьёзно отличается от, того, кто дошёл до конца, – в пользу последнего. В этом, думается, смысл и оправдание поэзии.

Я писал по-разному. Иногда мне всё ещё нравится рассказывать "истории в лицах" – так лицедействуя, можно прожить немного больше собственной жизни – и, значит, опять-таки больше понять. Многословию, однако, я предпочитаю умолчание и деликатную недосказанность (краем глаза часто видится более ясно): последний шаг в заданном направлении, если ему угодно, пусть делает читающий; если же он шагнёт, куда я не предполагал (кончив писать, я сам становлюсь читающим наравне с ним), тем лучше – так нам обоим откроется то, что не открылось мне одному.

(Вообще, поэзия это многомерный мир, в котором все возможности явленно сосуществуют, не отменяя друг друга своим воплощением.)

Признаться, я перестал доверять обольстительности рифм и созвучий; по-моему, стихам очаровывать (читай: дурачить) не пристало. Тем печальней, что многие затем и обращаются к стихам, чтобы поддаться их чарам, чтобы взгляд не прояснился, но затуманился. Тем хуже, что подобная речевая симметрия – проводник обыденных преставлений о красоте как мериле истины – скорее ограничивает, нежели раскрывает мир, вольготно несимметричный по своей сути.

Так что я хотел бы обращаться не к мягкому уху, а к твёрдому сознанию (не пишу "духу", чтобы не противоречить самому себе) – и поэтому в последнее время пробую писать как будто не красноречивыми словами, а неприглядными понятиями, без рифм и вне размеров (хотя всё-таки подчиняясь некому ритму, темпераменту, дыханию, чтобы удерживать стремянку в вертикальном положении). Таков мой доморощенный мимесис.