Пол. Зона. Нет1. ПолПоначалу я каждый вечер подметала пол,
как бы гладила дом.
Пол бесполый, дом был полый,
и я стала его начинкой.
Начинить собой — и так слишком много,
а ещё подметать...
2. Зона
Дом находится на Спиналонге,
острове прокажённых,
теперь именуемом красной зоной.
Развёрнуты койки, павильоны,
реанимации, морги — говорят «развёрнуты»,
чтоб было хорошее слово.
На самом-то деле все мы завёрнуты
в вакцинный квадратик,
стиснуты тестами, в которых
отрицательный герой — положительный,
а положительный — отрицательный,
и, если обернуться по пути,
встретишь избыточную смертность.
3. Нет
Когда комары ложатся спать,
у меня самая жизнь,
Жаль, никому не позвонить в такое время,
все спят.
А когда умираешь, тоже все спят,
и никакой картинки, никаких букв,
лента новостей останавливается,
как транспортёр, с которого разобрали все чемоданы.
Днём я плаваю, но не в воде, а в воздухе,
и никак не могу сказать главного,
умирать не хочется в принципе,
разбивать копилку, в которой схроны людей,
эмоций, локаций, дом, да хоть и дурдом,
не хочется, чтобы лопнул пузырь,
магический шар, в котором виделось будущее,
хотелось, чтобы оно настало,
а уже и нет.
Это не комары уснут,
а самая жизнь рассыплется и расщепится.
Молодость-Старость
Молодость —
глазки острые,
зубки острые,
язычок острый,
старость — глазки на костылях,
зубки на костылях,
язычок затупился,
теперь это матрас мудрости,
на котором слова ворочаются с боку на бок,
вынося мозг
в облачное хранилище.
* * *
Снег идёт сверху вниз.
В моде были аляски, потом угги,
дублёнки, потом шубы из норок,
потом мех поливали краской,
чтоб не убивали норок,
а теперь их убивают,
потому что они — почтальоны вируса.
В моде были парки с широкими капюшонами,
потом канадские куртки,
рассчитанные на лютый мороз.
Зимой нужна мода,
чтобы вызвать желание выйти из дома,
а теперь все сидят по домам,
потому что люди — почтальоны вируса.
Были рождественские базары
с глинтвейном на морозце,
с ёлочными игрушками,
посиделками у нарисованных очагов.
Теперь — только идти против снега,
он — сверху вниз, ты — снизу вверх,
он снаружи, а ты — внутри,
речь стала бесконтактна,
она — просто движение снизу вверх.
Перья
Перья свалялись,
а ведь это было перистое облако,
теперь грозовое,
перья выщипали,
и ощипанные курицы перестали кудахтать,
многие, многие попали в ощип.
Перья, золотые, писали всё самое главное,
но главного не стало,
и перья поникли,
ушли в себя,
остались голые прутики,
ломкие или совсем твёрдые,
окаменевшие.
Слеза
Смахиваю пыль со слезы,
которая выкатилась в миллениум,
прочертив границу бороздкой соли
между миром, где рвущие в клочья страсти
срастались крыльями гениев,
и тем, где сшивают клочья в пачворк,
нитками нервов, для крепости
пропитанных психотропами.
Слеза-егоза
стала слезой-гюрзой.
* * *
Хочется смены картинки,
картинка всё время одна,
будто бы жизнь карантинка,
вот и брожу закоулками сна,
явь утомила.
Газовый свет, газлайтинг-громила,
многоконечный звездец —
молодец,
в год открытого перелома
освещает приём против лома.
Ворот
Обрыдло говорить о ржавеющем вороте,
его проворотах, государственных переворотах,
разворотах на сто восемьдесят градусов,
поворотах голов налево и направо,
завороте кишок,
отворотах плащей со значками тайного ордена,
воротах в будущее, на которых висит ружьё,
лязге ворот концлагеря,
вратах ада, открывающихся в полнолуние,
надвратной церкви с заунывными песнопениями,
мафии воротил,
навороте событий, которым бы просто не быть,
изворотливости правителя, которого не поправить,
совращении малолетних, развращении малодумных,
вращении против часовой стрелки,
«Превращении» Кафки
и отвращении ко всему.
Обрыдло говорить, что наворотили сами
и что прошлого не воротить.
* * *
Бесконечные дожди превратили газон в болото,
до этого земля выглядела как каменная пустыня.
Не получается так, как хочется.
Не хватает тепла, в том числе внутреннего.
Хочется ах и ух, получается ох и эх.
Застой Застоевич Застоев.
Ожоги двигателя внутреннего сгорания,
тучное небо надо головой.
У кровососов нынче малый террор,
а у меня выгорание, которого раньше не было,
поскольку не было этого слова.
Свечка
Свечка — пусть маленькое, но солнце,
этой зимой особенно,
тусклой тоскливой зимой,
мутным настоем текущего,
и дело не только в зиме.
Настоящесть остыла, застыв
в ожиданье щелчка. А пока
ступор-тормоз — спасают замы,
сменщики-субституты,
сериалы, где всё происходит
изо дня в день не с тобой,
проекты, масштабом
соотносимые с жизнью, хотя бы
как с солнцем солнечный лепесток.
|
