Воздух, 2020, №40

Дышать
Стихи

Поверх самого себя

Алина Дадаева

* * *

Канарейка, залетевшая в комнату на рассвете,
залетает в сон человека, которому снится
канарейка, летящая над головою женщины,
смотрящей на мимолётность канарейки
в ковше воды, и вода, пытаясь удержать канарейку,
проливается, не способная удержать канарейку,
на платье женщины, спящей возле человека,
которому снится.

Человек вычисляет судьбу по полёту канарейки,
и канарейка, притворившись судьбой,
кружит над человеком и женщиной, которой снится
человек, несущий в ковше своих рук
мёртвую канарейку.

Человек смотрит на воду,
падающую на подол женщины,
как смотрят на падение Рима, и канарейка,
превратившись в пучок света,
освещает его лицо и лицо женщины,
которая смотрит на мёртвую канарейку,
как смотрят на падение Рима, и Рим падает,
как канарейка, упавшая в руки человека,
который плачет во сне,
отвернувшись от женщины,
бросающей в Тибр мёртвую канарейку.


* * *

Сапожник, вписанный в квадрат мастерской,
что знает он о таинстве движенья,
чего не знает старый дервиш,
огибающий шар по прямой,
или босоногий ребёнок, бегущий по горячей пыли
вслед за рыжей курицей?
Что знает сапожник, чего не знает
босоногая курица, с криком рассекающая воздух,
на время позабыв о земляном черве, слепом геометре,
измеряющем земным телом тело небесное?
Земляной червь, в череде чувственных сокращений,
что знает он?

Когда в простуженные дни,
в послеобеденный час,
голова сапожника начинает гореть,
он видит из окна, как большой червь
толкает землю,
ускоряя приближение ночи и заслуженного сна.


* * *

Торговка,
несущая корзину с помидорами вдоль базарной площади,
преодолевает гравитацию усилием руки, её влажное
разноцветное тело завораживает пространство
равномерным движением против часовой стрелки земли;
восемь мужчин, нависших над освежёванным мясом,
провожают её долгими взглядами без предрассудков,
девятый раздвигает ноги половине коровы
и бьёт топором в красную промежность. Торговка,
несущая корзину вдоль базарной площади,
несёт отрубленные головы своих мужей,
её грязные ступни ещё чувствуют под собой
их предсмертные хрипы. Тяжёлые мухи
расчерчивают поверхность прилавков,
липких от сока и крови. Длинношеяя птица-муэдзин
кричит близ полуденного солнца,
преодолевая гравитацию усилием голоса.


* * *

Младенец берёт материнскую грудь,
и сгущённый свет проникает в его тёмное тело,
светает во рту, где вечная ночь.
Подобно триасовой землеройке,
мать питает младенца, обретающего образ
младенца; белая нить соединяет два тела,
бывших одним.
Голая грудь повторяет первую форму:
солнца; младенец, сосущий солнце, не кричит:
затянута молоком первородная рана.
Поёт колыбельную большая голова
малой голове, скульптурно их притяженье.
Высоко глядит малая голова.


* * *

На рассвете
человек хоронит на заднем дворе кота,
ожидая его второго пришествия,
но позади кота восемь чёрных жизней,
и напоследок он вырастает у порога
красной розой (всякая роза —
лишь разновидность кота,
от хвоста до шипов).
Человек, не признав розы, срезает розу
и несёт розу на могилу коту.
Умирающий кот,
жертва превратных представлений
о статичности форм, цветов, наименований
и положения объекта в системе координат,
остаётся лежать поверх самого себя,
источая приятный запах телесного распада,
утрачивая округлость красной головы
и отточенность свежих когтей.
Человек, прождав до конца декабря,
разочарованно оплакивает кота
и помещает его чёрно-белое фото
в траурную рамку.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service