Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
 
 
 
Журналы
TOP 10
Пыль Калиостро
Поэты Донецка
Из книги «Последнее лето Империи». Стихи
Стихи
Поезд. Стихи
Поэты Самары
Метафизика пыльных дней. Стихи
Кабы не холод. Стихи
Галина Крук. Женщины с просветлёнными лицами
ведьмынемы. Из романа


Инициативы
Антологии
Журналы
Газеты
Премии
Русофония
Фестивали

Литературные проекты

Воздух

2019, №39 напечатать
  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  
Портрет переводчика
Слова, и буквы, и знаки препинания
Из поэзии Израиля

Йегуда Амихай

* * *

Что касается мира,
я всегда — как ученик Сократа: иду рядом,
слушаю его ответы и истории,
и мне остаётся только говорить:
да, действительно, это так.
И на этот раз ты тоже прав.
Всё верно, так и есть.

Что касается моей жизни, я всегда
Венеция:
то, что улицы у других,
у меня — любовь, её тёмный поток.

Что касается крика, что касается тишины,
я всегда шофар:
бараний рог, собирающий весь год
один трубный звук
для грозных дней раскаяния перед Судным днём.

Что касается поступков,
я всегда Каин:
скитаюсь перед тем, что не совершу,
или после того, что совершил,
и это необратимо.

Что касается твоей руки,
что касается знаков моего сердца
и замыслов моей плоти,
что касается надписи на стене,
я всегда неуч и профан: не умею
читать и писать,
и моя голова, как головки сорняков,
умеет только шептать и качаться под ветром,
когда сквозь меня судьба переходит
в другое место.


* * *

Бог милосерден к маленьким детям,
меньше — к школьникам.
А взрослых уже не пожалеет,
оставит одних,
иногда им придётся ползти на четвереньках
по раскалённому песку, истекая кровью,
чтобы добраться до места, где их подберут.

Может быть, к тем, кто по-настоящему любит,
он будет милосерден, пощадит и укроет в своей тени,
как дерево — спящего на скамейке
в аллее парка.

И, может быть, мы
отдадим им последние монеты
милосердия и праведности,
которые оставила нам в наследство мать,
чтобы их счастье — защитило нас
сейчас и в другие дни.


Из цикла «Четыре воскресения из мёртвых на улице Эмек-Рефаим»

1.

Я видел сиденья кинотеатра, который снесли.
Они лежали на пустыре, их вытащили
из хорошего тёмного дома
и бросили под мучительным солнцем,
обломки сидений, остатки рядов
с номерами, 24, 26, 28, 30
вместе с 7, 9, 11, 13.

И я спросил свою душу: где
сюжеты и разговоры,
которые были на экране,
кто в огне и кто в воде*. И где
те, кто сидел на этих местах,
где их плач и смех,
скитания и клятвы.
Что они видят сейчас, какие
пейзажи и картины,
и какие слова слышат.
Сидят ли они до сих пор
на пронумерованных местах
или стоят в длинных рядах.
И как они воскреснут,
и где это будет.

* «кто в огне и кто в воде» — слова из молитвы «И придадим силу». Лейтмотив молитвы — Божий суд, она завершается перечислением возможных его исходов. Известная песня Леонарда Коэна "Who by fire" — вариант этой молитвы. — Прим. пер.

2.

В сквере лежат пакеты, в них были саженцы.
Они пусты и измяты, как покинутые утробы.

Игровые приспособления для детей, будто
пыточные устройства, или крылья
большой птицы, или крылья падшего ангела.

И начинается древний ритуал,
отец говорит маленькому сыну:

«Тогда я ухожу,
а ты останешься здесь один».

Так приходят лето и зима, в своё время, так
сменяются поколения, так остаются, так уходят.


* * *

Праотец Авраам каждый год берёт сыновей на гору Мориа,
так же, как я своих детей — в горы Негева, где был на войне.
Он ведёт сыновей и показывает: здесь я оставил рабов,
там привязал осла к дереву под горой, а здесь, прямо тут,
ты, Исаак, мой сын, спросил: вот огонь и дрова, а где
агнец для всесожжения. И когда поднялись чуть выше,
спросил второй раз. А когда пришли на вершину горы,
отдохнули немного, поели и попили, он показывает чащу,
где овен запутался рогами. И когда Авраам умер,
Исаак привёл своих сыновей на то же место. «Здесь
собирал дрова, там отдышался, здесь спросил, и отец
ответил мне: Бог усмотрит себе агнца для всесожжения,
а вон там я уже знал, что это я». А когда Исаак ослеп,
дети привели его на ту же Гору Мориа и описали
словами всё то, что он, может быть, уже забыл.


Меир Визельтир

* * *

Все те люди, которые не читают стихов,
а это примерно все люди вообще, —
читают другое. Например,
инструкции по применению лекарств,
титры в телевизоре, меню,
смски, мейлы, квитанции,
кулинарные рецепты, инструкции по сборке из Икеи,
ежемесячные суммы на кредитных картах,
личные данные на сайтах знакомств,
диеты, советы, как бросить курить,
этикетки на бутылках и других упаковках,
газеты и даже романы.
Самовар, выкипающий миллионами
слов и букв, — их кровь тоже кишит
словами, и буквами, и знаками препинания,
как неграмотная чёлка вшивого мальчика.


Перечитывая Плутарха

Плутарх был киббуцник. Он жил
в сельскохозяйственной коммуне Дельфы.
В его комнате был шкаф с книгами, которые
он собирал с большим трудом, в течение ряда лет,
а ещё горшок с цветами и репродукция Пикассо.
Он много читал — в основном, книги
конца прошлого века. Поражался тому,
как жили и действовали, и в великом, и в малом,
люди в больших далёких городах.
Все сколько-нибудь важные исторические лица
нашли соответствующее место на полках его шкафа.
Ради них он безмолвно трудился ночи напролёт.
И в ореоле их судеб и деяний
он ходил целыми днями
своими размеренными шагами
между храмом, столовой и складом одежды.


Обломок сонета: Флоренция

Смерть прекрасных вещей была медленной и ослепительной.
Трудно описать, что случилось, и почему это важно.

Статуя падает на колени, и её стон
застревает в каменных лёгких, не может пробиться
на тротуар, под зонтики от солнца, красные, зелёные,
на этих площадях, названных в честь красоты и силы,
в этих домах, названных в честь красоты и силы, —
истощается с каждым звуком,
распадается камень за камнем,
медленно и в полной тайне,
глубоко и навсегда.

Так умирает идея бессмертия под покровом реконструкций,
под аккомпанемент погребальной молитвы со светомузыкой.
Рука, расцветшая из скалы, возвращается, сжавшись, в камень.


Рахель Халфи

* * *

Когда настала полночь, я поняла, что опоздала на Исход из Египта
на сорок минут. Я как раз заканчивала собирать красный чемодан,
но тут вспомнила, что не взяла головные уборы на всю семью.
А ведь нам предстоит идти в пустыне под давящим солнцем
сорок лет. Тогда я притащила лестницу со двора в кладовку —
там, среди летних вещей, лежали головные уборы, они были плотно упакованы. И пока
удалось развязать все верёвки вокруг свёртков с вещами, и пока
я выпила несколько глотков воды, чтобы поддержать силы
после тяжких приготовлений к Исходу, и пока
присела на минуту в углу кладовки —
надкусила яблоко и уснула.
А потом проснулась в ужасе — как так получилось, что уснула
из-за яблока? Как получилось, что меня обольстил змей?
Как так, что я всё ещё настолько наивная, не понимаю
величие исторического часа, знак, который подан,
судьбу народа?
Как я до сих пор не поняла, что такое народ, что такое судьба,
что значит
изменить судьбу?
И я вышла из хижины и побежала, спотыкаясь, таща с собой
красный чемодан и всё, что в нём было,
и бурдюк с водой, и головные уборы для всей семьи.
И пока я добралась
до берега Красного моря —
вся моя семья, весь народ, все единоверцы, все семьи соседей
по нашему кварталу из обожжённого песка —
все, включая эту стерву,
ну, эту, которая отбила какое-либо желание
долго скитаться с такой, как она, —
пока я добралась до берега моря —
все уже были едва видны вдали,
маленькие, как булавочные головки, в глубокой расщелине,
на куске суши, открывшемся среди огромных волн, а за ними сомкнулись воды,
и в них — колесница фараона, и его всадники, и лошади, и весь вихрь египетской армии.
Я не могла прыгнуть в воду, потому что не умею плавать
и ещё тяну за собой посттравму с того раза, когда тонула в Ниле
и меня спасла крокодилиха, — я знала, что у меня нет шансов,
нет шансов догнать свой народ
там, на другом берегу моря.
Не было шансов, что получится, —
усталая одинокая женщина,
без помощи и без денег, после тяжёлого дня, с чемоданом.
Не было шансов, что смогу преодолеть
громадность разрыва,
она тем временем превратилась
в гигантскую волну цунами.
Не было шансов.
Я не могла закричать: «Подождите меня!»
Мой голос заполнял голову, отдавался там эхом,
отскакивал внутри от стенок, всё равно не было слышно. Я осталась
там, где стояла. Рот распахнут, я была как соляной столп, застывший крик
вдалеке, издали, сотни-сотни-сотни лет.
Так я пропустила великий Исход, спасение.
Я не прошла через море посуху
и даже не промокла, ни капли.
Так я не вышла из Египта.


Синопсис

Напротив меня в кафе на оранжевом диване
сидит юноша. Его ноги ритмично подрагивают-танцуют.
На носу толстые роговые очки.
Волосы, как у Битлз в шестидесятых.
Задиристая бородка обрамляет шалости юности.
В ушах наушники. Он ритмично подёргивается.
Руки на клавиатуре лэптопа.
Перед ним толстый том: Synopsis of Psychiatry.
Голова положена на ладонь, как фотографируются
великие писатели и мыслители, —
он ритмично движется, всё в нём танцует
на верхней тонкой корочке жизни.

А если промотать одну из версий
этого кино в режиме fast forward — он
прыгает и приземляется в пухлое тело
психиатра в белом халате через тридцать лет,
во время обхода пациентов в больнице.
Его небольшой животик обтягивает сердце.
Гладко-выбритое лицо за очками в толстой роговой оправе
выдаёт скуку. Ржавые песни Битлз беззвучно скрипят внутри.
Он всматривается в пациента. Водоворот призраков,
как в синопсисе — кратко
и по делу.


* * *

По краям моего сознания
какое-то шевеление и шёпот.
Я не знаю, что там происходит
и что оттуда шепчут.
Как всегда — некая песня без
темы, идеи, вообще без
чего-либо прочного.
Так что пусть будут хотя бы эти края.
Пусть будут.
Но я не могу до них дотронуться,
коснуться хотя бы бабочкой взгляда —
он порхает, не может остановиться
ни в одной точке.
А оттуда всё время шорох и шёпот.
Края сознания что-то шепчут мне.
Но кто в состоянии это расслышать?
Я, например, нет.


Лиор Штернберг

Моя дочка, на заднем сиденье машины

Моя левая рука обнимает детское кресло безопасности.
Дочь пристёгнута к нему, как астронавт в розовом комбинезоне, спит.
Её голова свесилась вбок, на неё падает солнце, мой палец в её крошечной руке,
как будто я добрый великан. С какой осторожностью
надо завоёвывать доверие маленьких существ.
Жена на переднем сиденье, ведёт машину, пейзаж открывает своё весеннее лицо:
Долина Креста вся в свету, благочестивые миндальные деревья розовеют на склоне.
Но по радио краткие сводки новостей, и я обнаруживаю,
что думаю о мрачных пожеланиях Йейтса, который молился о своей дочери
против тёмного ветра океана.
Солнце разглаживает веки, я проваливаюсь
в ленивую дрёму поездки. И в быстром сне открывается река,
поток сна всё расширяется, равнины по его берегам дышат
золотом и полднем, внутренний голос зовёт
снять одежду, окунуться в эти воды, не зная,
доберусь ли до другого берега.
Цвет светофора поменялся, и движение машины возвращает меня
в настоящее. Незнакомая песня по радио. Полосы света
в окнах. Моя рука всё ещё в руке дочери.


Бейт А-Керем

Безымянное дерево на балконе, я опять вижу, как ты расцветаешь.
Дряхлая кожа листьев в конце зимы, ростки любви в начале весны,
травмированные места, где проявляется что-то свежее,
новая листва, белое, самоубийственное цветение,
прерывистое дыхание между пыльными бурями апреля,
испускающее безнадёжную сладость и пчёл.
Доверчивая тихая зелень наполняет сейчас твои ветви,
стручки без семян болтаются, как постаревшая мошонка.

Фон: улица, будто рисунок. Кипарис и эвкалипт, и ряд тополей.
Намёк на красную черепичную крышу. Покой,
наполненный весенним цветением, писк и пение птиц,
удары мяча на школьной баскетбольной площадке, поблизости от
шумного бульвара и шершавых рук новостных столбцов.

* Бейт А-Керем — квартал в Иерусалиме.


Благословение с балкона

Как почтенный кардинал или
член королевской семьи на отдыхе,
я выхожу каждое утро со своей дочерью
приветствовать и благословить толпу,
которая собралась у нас под балконом:
бородатого прохожего в берете, он ведёт детей в сад,
и вот этого, который гуляет с собакой и курит,
и случайную кошку. Да, действительно,
сегодня их собралось немного, но это
не нарушает нашего воодушевления.
Мы всем приветственно машем, благословляем
проезжающие машины, и дома района Гиват-Шауль,
за шоссе и за долиной. Мы с миром
говорим на одном языке, наш день
чист и свеж, наша любовь
полновесна и совершенна.


  предыдущий материал  .  к содержанию номера  .  следующий материал  

Продавцы Воздуха

Москва

Фаланстер
Малый Гнездниковский пер., д.12/27

Порядок слов
Тверская ул., д.23, в фойе Электротеатра «Станиславский»

Санкт-Петербург

Порядок слов
набережная реки Фонтанки, д.15

Свои книги
1-я линия В.О., д.42

Борей
Литейный пр., д.58

Россия

www.vavilon.ru/order

Заграница

www.esterum.com

interbok.se

Контактная информация

E-mail: info@vavilon.ru




Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service