* * *Морочит юное пространство
непроходящей высотой
и Стелла думает лететь
туда
где делают холодный вдох
в бездетном воздухе
бездомные аэропланы
* * *
По всей видимости меня зовут как-то иначе
эта видимость
вся видимость — острее приговора
вот и казнимый хрипит — «как собаку»
по всей видимости меня звали псом
иначе как могли они бить ногами
у всех на виду
наведу бинокль — тяни носок ударяя в лицо
танцуй как будто никто не видит
люди прячут глаза
затягиваются интроспекцией
бегут к последней границе за которой бог весть
я рад что могу служить
по всей видимости Бог есть
пусть не даритель имён
но податель кличек
* * *
Никогда больше не проси делать это
пусть всё остаётся как прежде
светящиеся позвонки домов
позывные дверных звонков
номера квартир
лишь номера! не числа. пыль хозяев в складках обивки
люди почти одомашнили смерть
омнутное растение — говорят едва прожевав
еле прожив — в омут минут, срастание
марш к последнему шраму
на поля — где цветут фракталы
алым дышит подножное время
ветер проносит слова над полыхающим хворостом
всё расстаётся с прежним
пробуждая зияние острым концом — тому кто поёт для чего, для чего ты просишь меня повторить это вновь
побеждая узнанное — умножаешь невстречу
лишь высокие пики чисел и слов
а при входе разбросаны человечьи шкуры
дымится даль
виден клык высоты
но опять и опять ни единой связи
* * *
Из последних сил стоят дома
их лёгкие изъедены некрозом
спальные районы, смоляные
всё меньше окон зажигается по ночам
пьяные крики днём
слюна, битое стекло и пятна крови у подъездов
выход на крышу запаян
и лишь балконы как ступени к высоте
* * *
Я услышал змеиный смех
в феврале две тысячи восемнадцатого
бесснежная зима
леса подтопленные ноябрём
бурая гниль мокрые мхи
серые облака положенные встык
я сказал: «скоро они опрокинут
на нас новые шествия, как уже опрокинули площадь»
я сказал
и змея рассмеялась
* * *
Я принимаю комплименты
от сонного овода
повозка лета пошла с горы
вот уже мчит
весь в солнечной соломе
я смахиваю овода с ноги
и за мгновенье до удара
вся кромешная скорость телеги
сжимается в маленькой капельке крови
а я растревоженный вспоминаю
что нынче совсем не tot gott
* * *
Наручные часы он носит не снимая
старомодный ремешок, широкое выпуклое стекло
над ристалищем циферблата
а в стекле тускло отражаются ивовые плети
пастораль, островок уцелевшей деревни
бурый камень полуразрушенной кирхи
словно зуб гнилой вросший в десну берега
возвращаясь в город
он употребляет девочек
грезя точками
слеп и резок с влюблённой плотью
и какая-то всё время поспешность
нет её ни в слепящей речной воде
нет и в мире условных обозначений
pauca sed matura успокаивает гаусс
к осени поспевают лучшие числа
вот и снова это «поспеть»
но откуда? откуда?
жизни маятник: то зрачки то значки
гладить чью-то русую голову и глядеть
как полощутся ветви по циферблату
совершенно случайно совпав в моменте
шутки ради он спросит глупую деву
«отчего ивы плачут?»
и внезапно услышит старческий голос
«оттого что время идёт, родной»
* * *
Выбор пал на тёмное вещество
мы смеялись ища друг в друге
сквозные прогалы свободы
их не было
даже в воображении мы продолжали друг друга
и каждый шутливо произносил «а что если...»
представив как наш старый пруд
взбирается по древесной коре и вода образует кокон листа
а мы облекаем и рыб и птиц
в одном кистепёром имаго
мы — живая звезда разных видов
под рукой гравитации
готовая произвести
множество лёгких частиц настоящего детства
если этот июльский пикник
перешагнёт однобокую смерть
и что важнее предел наших разумных ограничений
Гибель синей бабочки
В наивных сентиментальных стихах
синяя бабочка рифмуется с грязью,
тяжёлой подошвой армейского сапога
истреблением красоты
на «синь» обязательно придётся рифма «сгинь»
или менее точная — «в грязи»
например:
«словно распятие
размах беспомощных крыльев
и синь выцветает в грязи»
неразгаданным здесь остаётся лишь выбор цвета
отчего именно «синяя»?
цвет чистого неба? синева моря?
необходимые для усиления драматического эффекта:
«и целое небо вмятое в грязь
беспомощно поднимает крыло»
да, это вероятнее всего
так как сентиментальное стихотворение удерживается
на поверхности очевидных смыслов
пользуясь их априорной связностью
маловероятно, что наивный автор
сообщая нам о смерти синей бабочки говорит
что-то типа:
ты позволила свиньям
жрать моё детство
мистер «Славный поросёнок» блюёт синевой
я трясусь и плачу не зная как это прекратить
шепчу французские заклинания
пытаюсь взлететь как во сне
всё тщетно
добираюсь до зеркала:
отёчные скулы, шрам над правой бровью, синяки под глазами,
тонкие пальцы с перебитой фалангой на левом мизинце
получая удар
я одновременно чувствую зуд под лопатками
докажите мне кто я!
ну же!
|
