* * *

Мы практикуем неумелый секс,
Пригодный разве только к размноженью.
Раз в месяц, дань отдав предохраненью,
Мы отдаёмся тихому кряхтенью
И практикуем неумелый секс.

Мы любим и лелеем наш рефлекс.
Нам очень с ним комфортно и удобно.
Нам с ним тепло, темно, внутриутробно.
Всё, что снаружи, — злобно и загробно.
Мы никому не отдадим рефлекс.

Нам сладок и приятен сам процесс
Существования. Всё остальное
Излишне шумное, заведомо цветное,

Чрезмерно выпуклое, слишком шебутное,
Колючее, большое, неродное.
Но нам не выбирать, куда упасть.

Мы разеваем маленькую пасть.
Что, вероятно, тоже рефлекторно.
Нам страшно, одиноко, безнадзорно.
И хвостик наш не крутится задорно,
Когда, зевая, покидаем пасть.

Мы выбираем миленькую власть.
Такую миленькую, просто загляденье,
Такую гладенькую, просто умиленье,
Не часто, раз примерно в поколенье,
Мы выбираем миленькую власть.

* * *

Всё детство я готовился к войне.
Она, вот сука, так и не настала.
Печалька, разочарование,
Крушение, блядь, идеала.

Всё детство я пришпиливал значки —
То звёздочку, то костерок, то знамя.
Снимал очки и набирал очки —
Во что ни попадя, куда не зная.

Всё детство я носил противогаз
И АИ-2 в кармане школьной формы.
И отжимался в день пятнадцать раз.
И-и опять сдавал куда-то нормы.

Всё детство отдавал кому-то честь —
Её в то время было слишком много.
И разбуди, мог тут же перечесть
Все звания от духа и до бога.

Всё детство я бежал какой-то кросс
То вокруг школы, то опять по кругу.
Потом я, мать твою, кросс перерос
И полз ползком, ура крича с испугу.

Всё детство рисовал в тетради гриб
Над Хиросимою и Нагасаки.
Потом я вырос и конкретно влип:
И без войны теперь живу во мраке.

О дайте, дайте мне опять врага.
Ни сна, ни отдыха измученной душе.
Любого, можно маленькога.
Но покрупнее — это даже лучше.

* * *

чувства прекрасного
сектора частного
нам не понять

нет, не понять

сена беспечного
вороха вечного
нам не поднять

нет, не поднять

весьма приятного
выпаса стадного
нам не обнять

нет, не обнять

дюже колючего
потраха сучьего
нам не унять

нет, не унять

визга щенячьего
у станка хрячьего
нам не ронять

нет, не ронять

туда, где топчется
очень нам хочется
но нельзя

с высшим образованием нельзя

* * *

Я видел, как снеслось
Яичко золотое,
Я слышал, как скреблось,
Звенело изнутри,
Как тонкий голосок
Чирикнул: «Аллилуйя!»
Я видел, как ползли
Густые трещинки
И вдоль, и поперёк.
Как изнутри наружу
Из тёплого белка,
Из вкусного желтка
Церквёнок вылезал,
Взъерошенный, как ёжик,
Слепою головой
Вертел туда-сюда,
Глухою головой.
Как он вставал на цыпки,
Я видел, он орал,
Вытягивая рот.
И крылышки его,
Пока ещё как лапки,
Молили что-нибудь
Отправить в пищевод.

* * *

Объявлен рыбный пост, и деканат
Спешит уведомить об этом педсостав.
Преподаватели снимают с пар студентов,
В часовенку при вузе их ведут,

Где облачённый в омофор и сан
Замректора по воспитательной работе
Предупредит, что с этих дней в столовой
Не будет больше рыбных фрикаделек.

Затем пошутит, чипсы и фисташки
Останутся, мол, знаю я студентов.

[феминизм и гидропоника]

Пусть земля тебе будет соляным раствором
Да по трубкам твоим потекут молоко и мёд.
Снаружи теплицы ледяным узором
Выступает пот.

Огнемёт твой бабий залит по горло спермой.
Черенок крылатый крышует бутоны для.
Корневая тля, как водится, будет первой,
Корневая тля.

Так, тужься-тужься в своей вертикальной грядке
Электродами неорганического лобка.
Неземное, выращенное на ватке,
Идёт по рукам.

* * *

Изобретатель наш ужасно одинок:
На самом жёстком жёстком диске
Себе он пишет нежные записки
И схемы мастурбирует в платок.

А после форматирует песок,
Просчитывая факторы и риски...
Но получаются нелепые огрызки,
Имеющие тонкий голосок,

Редуктор ног, мультипликатор рук,
Прибор, качающий то ток, то пук,
Осуществляющий с духовным скрепу.

Когда б мы выбирать себе модель
Могли. Не глину. Например, елей.
То наши рельсы были б ближе к небу.

Sexтина (потешная)

Алло? 03? Ты где? Что значит где?
Я пятый день кружу над мавзолеем.
Что, сколько в долготе и мерзлоте?
Как Ленин? Нет, спасибо, не болеем.
Всё вертимся, как жопа на гвозде,
Спасаемся одним только елеем.

И, обливаясь лаем, как елеем,
Зубами меряем квартиру, где
Висит окно на тоненьком гвозде,
Зовётся заоконье мавзолеем,
Мы, чёрненькие, медленно белеем
И движемся по встречной мерзлоте.

Под небом в голубокой мерзлоте,
Которой натирают, как елеем,
Тех, т.е. нас, а мы как раз болеем,
Тех, т.е. нас, а мы известно где —
Стоим пеньками рядом с мавзолеем,
Висящим в небе на одном гвозде.

И бабочки-ладошки на гвозде —
Всё правильней, чем гибнуть в мерзлоте.
Тропинки, что идут под мавзолеем, —
Дорожки эти входят в нас елеем.
Мы, если не болеем, кое-где
Порой незримо, искренно белеем.

0:3. Рассея. За тебя болеем
И распинаем карту на гвозде —
Мифичество теперича-то где?
Щеками жмёмся к суке-мерзлоте
И тушим вечный куст струи елеем,
Седьмой души крылатым мавзолеем...

Да-да, души крылатым мавзолеем
Врагов, да посильней, да побольнее.
Да пощедрее смазывай елеем,
Да пошустрее прыгай на гвозде
Солдат на безымянной мерзлоте.
Сказать на ушко, самолёт мой где?

* * *

Дурак, сжимая гаджет в кулаке,
Стремительно, едва касаясь плотью
Религии, бежит по мелководью,
Кричит, что разглядел Христа в реке.

Мол, побежали, здесь совсем чуть-чуть,
Одна-две песни, ватт от батарейки,
Всего на полделения линейки,
Ты не успеешь даже яблока куснуть.

Но я за ним, конечно, не пошёл.
В чужом монастыре — чужие кейсы.
Смотрел, как травы оплетают рельсы
И дроны давят жопой божьих пчёл.