* * *Слышно, как брюхом они задевают
Кровлю, так низко по небу плывут.
Это как версия их сетевая —
Не провисит и десятка минут.
Тянутся, словно фейсбучная лента,
С верхних успели уже этажей
Выщипать пух лебединый на лето,
Бросить полпалочки свежих дрожжей,
Полный карман шестерёнок насыпать,
Следом пустую канистру набрать.
Вяло соседи кричат с недосыпа,
Но возвращаются к жёнам в кровать.
Всё, утекла на восток кавалькада,
Клочья оставив на прутьях антенн.
Видно, как хвост у воздушного гада
В мыслях запутался, словно Монтень.
* * *
Стоят деревья молодые,
Звенят и светятся, как люстры,
Ещё бы птичку по-кошачьи
Взгляд выцепил среди ветвей.
Ложится спать любимый город,
В подтаявший январский снег
Вставную челюсть стадиона,
Музыку выключив, кладёт.
А завтра утром поскользнёшься
На мысли о своих долгах
И подберёшь чужую песню,
Как тот бумажный голубок.
* * *
Лиса отстёгивает хвост
И превращается в дремучий,
Но мёртвый лес: горит, как хворост,
Вязанка дров его. Старушка,
Которую задрал медведь,
Молчит и смотрит на огонь.
Там на неведомых дорожках
Следы опасных грибников.
Сова принадлежит дуплу
И громко, словно та кукушка,
Пообещав спокойной ночи,
Температуру сообщает
На трое суток — по желанью.
Где юноша стоит в фонтане
Своих речей, нагой, как бог,
Вокруг всё плавится, взрываясь,
Снег или хлопья штукатурки
С кусками сорванных обоев
Летят на мраморные плечи.
Сквозь кожу де́рева растут,
Переливаясь, дети ведьмы
С глазами цвета спелых слив
И, дымным кашляя закатом,
Друг другу дарят в первый раз
Сердца сплетённых валентинок.
* * *
В киоске, музыкой живущем,
Сломалась девушка на кассе
В подземном переходе между
Двух агрегатных состояний —
Ещё не бабочка, но и
На ползающих не похожа —
Как будто маленький дракон
В стеклянную попался банку.
Бьёт воздух крыльями, поёт
И плачет, словно не святая,
Нащупывая дверь в стене
Под перебор басовых струн.
Врачи приедут и починят,
А не удастся, так поймают,
Пока очухавшийся монстр
Гнезда не разорил чужого,
Холодный пламень изрыгая
Из остывающего рта,
И на продавленных носилках
Потащат в сонный муравейник.
* * *
Спрашивайте, мальчики, спрашивайте гугл,
Слушайте на площади праздничный разгул —
Это наша ярмарка, выставка, танцпол,
Нефтяные денежки, незабитый гол.
Чучело наследника тащат, чтобы сжечь,
Выпекает блинчики нам родная речь.
И река оттаяла, и земля жирна,
В бункере тяжёлая дышит тишина.
Над палатой каменной в облаке дракон,
Щёлкает без устали ржавый дырокол.
Сыплется на головы это конфетти,
На четыре стороны есть куда пойти.
* * *
В концертных фраках по замёрзшим рельсам
Пингвины возвращаются в буфет,
Там Путин их воздушным кормит рисом
И песенку поёт про пять минут.
Недоумённо думая о снеге,
Обходчик молоточком бьёт в колено
Локомотива, тоже расписного,
Как та матрёшка в полночь за кальяном.
Поют дорзо́в — пипец, мой милый друг,
А вы слыхали, как по свежей пашне
Там ледяная конница бодра
И командир в повязанном кашне?
Наутро открываешь холодильник
И, как Колумб, поставивший яйцо,
Находишь след, теряющийся в дальних
Огнях платформы с надписью «столица».
* * *
В Париже инженерный суп
Готовят в лучших ресторанах —
Не пожалев всю банку бухнуть
Сардин в кипящую кастрюлю,
Размешивают разомлевший
Картофель с луком и морковкой.
Как ел в изгнании Ильич,
Мы можем разве что представить:
Другие были в те года
Турист по линии партийной,
И алюминиевых ложек
Волнительный изгиб, и рыба.
Вот в Лондоне другое дело —
Там у могилы Карла Маркса
Звучат торжественные клятвы
И принимают в футболисты,
В библиотеке подают
Всё те же пыльные тома.
* * *
Из всех зверей барсук всего опасней,
Он с муравьём встречается тайком,
Когда дневная лампочка погаснет
Под голубым шершавым потолком.
Всех птиц хитрее ласточка с иглою,
Сшивает криво облако она
И снится терпеливому герою,
Но сквозь него проходит, как волна.
Из насекомых злее всех кузнечик,
Что на лугу сидит с бензопилой
И мир живой вокруг себя калечит,
Сам не желая этого порой.
Где скрыться нам, куда нам удалиться,
Чем возразить насилию извне?
И дождевая капля на реснице
Дрожит, противясь страшной новизне.
* * *
Медведь досрочно вышел из берлоги,
Где он во сне не тапочки учился
Шить, а грачи уже не прилетят,
Безвизовый автобус отменили.
Весна стоит, как девочка из Челси,
Забредшая в рабочие кварталы, —
Растаяло и вылезло наружу,
Совсем как в фильме их оскароносном.
Пружинка выпадает из гнезда,
Привязан кормчий в синих адидасах
В кабине к деревянному штурвалу,
Иначе всё сломается и рухнет.
И кажется, сейчас начнётся дождь
Или по телевизору приветы,
Где сложенный из офисной бумаги
Опустошённым чувствует себя —
А мог бы стать корабликом, — не листик,
Похож на тучку, порванную в клочья.
И зрители воскресных передач,
Как пчёлы, подозрительно жужжат.
* * *
Медузе, замерзающей в саду,
Костёр зажгли и чаю вскипятили.
Волчком над нею крутится Сатурн,
И ты не стой, копай, старайся — или
Тебе улитки ухо отгрызут,
Твой дом накроет ледяной волною,
И не успеешь переждать грозу,
Как содрогнутся небеса от воя:
То рыбу тащат на носилках и
Ведут к трибуне, начиняя брюхо
Букетом трав, пока в глазах твоих
Не станет снова весело и сухо.
Она, покашляв, делает доклад
В то время, как доносится с галёрки,
Где ящерицы громко говорят,
Едва заметный свежий запах хлорки, —
О том, как нам полезен этот яд.
* * *
Из Саратова, как будто из матрёшки,
Вычитаются деревня, глушь и тётка,
Так что вызови карету мне, карету,
И поедем в новый мир многоэтажный.
Ближе к вечеру прохожих завезут,
Безголовых кур в глубокой заморозке —
Будем вместе в караоке-барах петь
Про огни твои, конечно, золотые,
Вхолостую пить подкрашенную воду
Возле набережной, где стоит «Всеслав»
И волна, как бомжик, роется в отбросах,
Чтобы вечно эта музыка лилась.
Здесь сойти с ума буквально не с кем,
Покоренье Крыма из газеты обсудить —
Каждый третий бросил или за рулём.
Что ж, попробуем — огромный, неуклюжий...
* * *
Во рту у него крючки, застрявшие в языке,
Они причиняют ему нестрашную боль.
Когда он смеётся, эти цветы настоящие,
Когда он плачет — это всего лишь вода.
Никогда не знаешь, что он опять выкинет —
Ботинки ему велики, пиджак маловат,
Внутри позвоночника отравленная игла
И заяц, похожий на кошку, в кармане брюк.
Вместо него раскланивается двойник,
На голове его шляпа, а под нею петух.
Завтра его пятница, суббота была вчера,
Сейчас его выход, и вот он теряет ключ.
* * *
Стучит зубами холодильник,
В него ложится спать зима,
Подвинув к стенке курьи ножки,
Будильник на октябрь поставив.
Бьют зайцы зорю. Губернатор,
Неведомо откуда взявшись,
Подносит хлеб, макает в соль,
Не удержавшись, сам жуёт.
Весна подтягивает войско
К воротам города. Грачи
Орут, как на базаре в полдень
Торговки огурцом ростовским.
А рыба уплыла, оттаяв, —
Горбуша притворилась щукой,
Чтоб задремавших рыбаков
Вытаскивать из-под перины,
Очистив лица от зелёных
Волос и слипшихся улиток,
Пока их дети не смертельно
Запутались в чужих сетях.
* * *
Самых важных туристов они оглушают пейзажем
И везут удивлять перекрашенным за ночь забором,
Нелюдимостью улиц, закатанных в свежий асфальт,
По дороге к местам приземления или войны.
Кормят как на убой, но в последний момент отменяют.
Самым главным из них по привычке укол незаметный
Специальная делает девушка в чине майора.
Бомж по рации сбивчиво и с озабоченным видом
Сообщает начальнику о результатах проверки
Ржавых мусорных баков, и птицы летит беспилотник —
Гадит для достоверности рядом с колонной.
Всюду царствует лето, когда просыпается вип,
И весёлые девушки-парни у входа в музей
Развернули плакаты. И, руки раскинув широ́ко,
Депутаты бегут, а за ними счастливая пресса.
* * *
Чтобы не стать путиным,
Надо каждый день принимать таблетку.
Но некоторые депутаты забывают,
Поэтому у президента так много двойников.
Есть ещё одна опасность:
Если съешь на пару пилюль больше,
Превратишься в кадырова,
А он двойников ох как не любит.
Утром он с опаской подходит к зеркалу,
Долго всматривается в черты лица —
Вроде бы не похож — и едет на заседание.
В буфете ему говорят:
Здравствуйте, Владимир Владимирович!
Соку, как обычно? И он отвечает: да, —
Думая, что, слава богу, пронесло,
Но нельзя же быть таким рассеянным.
А в зале уже встают и аплодируют все
Друг другу.
* * *
Гепарды Депардье (их кормят свежим мясом)
Бегут, не торопясь, в Мордовию свою,
Где он почётный гость на кафедре иняза
И местные князья танцуют и поют.
Отравленный вином с переливаньем крови,
Он спустит с поводка на зайца из тряпья
И празднует, когда они добычу ловят,
И пробует слова на кончике копья.
Под шубой у него всегда свисток и бубен.
Не думайте, что он так жаден и ленив,
А сердцем колдуны заведуют на Кубе —
Он замышляет бунт у кромки полыньи.
Зовёт своих котов и бьёт хвостом тяжёлым,
Раскалывая лёд, и, подогнув плавник,
Инкогнито уйдёт, чтоб в городах и сёлах
Не вспомнили о нём под тихий шелест книг.
* * *
Эта империя зла на тебя,
Ей не хватает добра, но чужого.
Делает повар компот для ребят,
Ловит на кухне, и будет ужо вам
Ночь образцовая, серп в небесах.
Сердце в колено стучит молоточком,
Звёзды просыпались, вырвалось «ах!»
И сорвалось, закатившись за тучку.
Рыба трепещет, как финка в песке,
От пирога по куску отрезая,
Этой зимой протоптали проспект
Волки по снегу до самой Рязани.
Это о мире я, не о войне.
Бодр и прекрасен и в фартуке белом,
Каменщик на неприступной стене
Вертит в руках наградной парабеллум.
* * *
Марсианин на пенсии домик купил в Ярославле,
Где завёл себе курочек, лошадь, кота и корову,
Научился смотреть телевизор и водку стаканами пить,
Записался в казачество, в общество злых садоводов,
Огурец бочковой у него получился на редкость хрустящим.
Но однажды его обнаружили и пресекли
Как попытку вторжения: лошадь, кота и корову
Увезли на проверку, с казачества взяли расписку,
Садоводам вообще не пришлось ничего объяснять,
Сами все огурцы уничтожили, бочку, сломав, запалили.
Страшно думать, а если бы так он и жил потихоньку
В старом домике на берегу в окружении милом
Этих странных зверей, что могло б со страною случиться?
Вот, к примеру, задумает в город сам Путин приехать,
А его угощают хрустящим таким огурцом.
* * *
Небо давит, бродит сок,
Лес ломается, как спички.
Дом — не низок, не высок,
И река на две косички
Островом разделена.
Рыба ходит косяками.
В огороде белена,
В городе стекло, и камень
Раскрошился и хрустит,
Закипает горькой пеной.
Кто-то сахар или спирт
Добавляет постепенно,
Пробивается трава
Сквозь сезонные обмылки —
Ей пейзажик староват,
Тесно в горлышке бутылки.
* * *
Из каменного клюва
Вороньего царя
Летят закона буквы
В игрушечный народ.
Нет никакого завтра,
Но велотренажёр,
И рубит востра сабля
В капусту миражи.
А позади хромает
Печальный, как удод,
И знамя бахромою
Касается воды.
А впереди смеются,
И катится с горы —
В одной руке синица,
Другой — в чижа сыграй.
Когда бы мы умели
Как дети быть и петь,
Нас тоже б накормили
На всю длину цепи.
* * *
Кирпичи чирикают во сне,
И с пудовым блинчиком штангист
Прыгает с ажурного моста
На бетон отпрянувшей реки.
Сёстры обнаружили его,
Но обратно в школу не ведут,
Наливают полную луну
И сажают в землю, чтоб подрос.
Перемен он хочет, и звонок
Объявляет самую из них
Долгую, как память мотылька
Об огне в конце его пути.
Почему он трубку не берёт?
Красный провод из руки торчит,
Книга, о которой так мечтал,
На другой странице началась.
* * *
Занимался эксом на уроке,
Колокольчик дёрнулся на леске —
Долго разминировали храмы,
Вычисляя, кто им позвонил.
Спрашивал такое, что краснели
Мимо проезжавшие машины,
Клянчил снега у дверей конторы
Год без испытательного срока.
Там и заглянул в глаза чудовищ,
Бросил скрипку по партийной части,
Блог завёл, переводил старушек
Через оживлённую беседу.
Пригодилось всё, чему учили:
Пел в метро, разделывал селёдку
На груди утёса-великана
Самым первым в федеральном списке,
Даже дирижировал оркестром
После взятки, пойманный с поличным
Пил компот в подшефном детском саде,
Щупал ранку в порванной губе.
* * *
Это песня о любви гаишника,
А не просто Бельмондо в кокошнике,
Вертится он там, как мышь в амбаре
Заново отстроенной Москвы,
Плохо дирижируя движением,
Потому что все и так по струнке —
В трубочку как дунут, так закрутится
В парке колесо перерождений.
Город можно поделить, как торт,
А ему кусок достался с розочкой,
Жезл его пылает, словно факел
Статуи из города порока.
Это чувство он пронёс сквозь жизнь
Бережно, как через проходную:
Невозможно потушить пожар,
Только любоваться из дворца.
* * *
Из помидора мог бы получиться
Фонарик сердца с бычьей головой.
Вот скорлупа арбузов колорадских,
Они ещё шевелятся на солнце,
Когда повсюду ёжиков репьи
Вцепляются в косматые кусты,
И осы мясо сладкое грызут
Враждующих писательских союзов.
Придёт повестка, явится на суд
Собак соседских медленный прохожий
И яблоко ленивое сорвёт
Через забор у равнодушной Евы,
А мог бы стать кротом и накопать
Под вечер ям, чтоб выросли ночные
Кузнечики, или поправить крышу,
А то луна подсматривает сны.
* * *
С выпускниками школ
Невесел отчего?
На камень он присел,
Мешок на голове.
Кораблик, и внутри
Решительный прилив,
Хоть никого и не
Ограбил и убил.
Пока бежал домой,
Из чашки расплескал,
Он девушку мечтал,
А взяли на филфак.
Поешь горячих щей,
Но грамоту зубри,
Чтоб посмотреть в глаза
Тому, кто в шесть утра.
Плохие, как стихи,
Сухие, как трава,
И ветер в голове,
Когда он снял мешок.
* * *
В День знаний тайные дензнаки
Просовывают в щель двери́ —
Там электронные собаки
И интернет-поводыри.
Надень вчерашние бахилы,
Учись не оставлять следов,
Когда тебе неплохо было
Среди отравленных цветов.
Учитель или шмель мохнатый,
Пчела упорного труда,
Невидимые, как солдаты,
Бегут весёлые года.
Вдень розу влажную в петлицу,
Из ранца вынь противогаз,
Пока за окнами клубится
То, что сильнее любит нас.
* * *
Без парашюта прыгать,
Без памяти любить,
Листать чужую книгу
Про ласковых убийц.
Стрелять со сбитой мушкой,
Выглядывать в дыру,
Где сторож с колотушкой
И деньги отберут.
Бежать из всех гостиниц,
Сжечь за собой кровать,
И срок тебе скостили,
Чтоб дважды не вставать,
Когда и в чистом поле
Стучатся в дверь твою
И — осторожно, спойлер! —
Про выборы поют.
* * *
К нам приехал, к нам приехал
Клоун солнечный и лунный,
Словно в Тулу со своей
Кепкою-аэродромом
Осветителем работать
Или же на стороне
Выступить каких-то сил
До начала представленья.
Он уедет, он уедет
От невыносимых нас,
Улиц, вскопанных к зиме,
И домов, на юг летящих,
Яблока не надкусив,
Клятвы нежной не нарушив,
Проливаясь на опилки
Из разорванной авоськи.
* * *
Знаешь, русский космос — это
Настоящие полёты
Не во сне, а наяву.
Их луну, известно всем,
Режиссёр один придумал.
Сходишь в инопланетарий —
В одноразовых тарелках
Порция чудес корейских;
Не поделят человечки
Упаковку Милкивэя.
Слышишь, как труба играет,
Ветер дует за обшивкой?
Скоро храм накопит силы,
И над куполом антенна
Чей-нибудь сигнал поймает.
* * *
Для тех, кто по ту сторону фотографии,
Мы все персонажи реалити-шоу,
Поэтому они и глядят на нас
Без смущения, но с растущим желанием
Переключить когда-нибудь этот канал.
И только самые сильные маги,
Вроде Мизулиной и Энтео,
Всякий раз придумывают что-то,
Чтобы палец, замерший над кнопкой,
Так и не нажал её никогда.
Ибо как долго мы будем существовать,
Зависит только от голеньких девочек,
От их терпения и любопытства,
От их любви к домашнему видео.
* * *
Вместо писем почтальон приносит
Кровь единорога в грязной склянке,
Почерка чужого образец,
Ждёт, пока ты комкаешь салфетку,
Говорит по рации с омоном,
За плечом читает у тебя
Железнодорожную газету,
Ложечку в карман себе кладёт
И вторую, даже не стесняясь.
Это кто? — увидев на стене
В рамочке одну из фотографий,
Спрашивает тонким голоском
И выходит, так и не дождавшись
Станции, ответа, декабря,
Пшикнув средством против насекомых.
* * *
Приплыла к нему рыбка, спросила,
Прилетела синичка, спасла.
Знаешь, в чём измеряется сила?
В трудоднях и ночах ремесла —
Выпускаешь на волю из клетки
Благодарное облако, где
Кодер вышел из тёмной секретки
И пошёл погулять по воде,
Заяц хрумкает где-то морковку,
От деревьев оставив махры,
И над входом прибили подковку
Мастера этой странной игры.
Подползают последние сроки,
Сокращаясь навроде червя,
И стоит, словно царь, одинокий,
Прах дырявым носком шевеля,
Это слово, звучащее гордо,
Человек с неразбитой губой
На мосту, что усталую хорду
Опускает в поток голубой.
* * *
Кто памятники расставляет
Для зимних шахматных турниров,
Тот отпускает шар с цепи
И говорит ему: ищи, —
А сам в уме ходы всех партий держит,
Дверь открывая каменному гостю.
Когда растает, поплывут бейсболки
И шлемы с их голов чугунных
К чужому морю, если горожане
Не приспособят щи варить,
Дым продевая сквозь дыру в стене,
Интересуясь, кто же снова выиграл.
* * *
В комитете охраны детей
Начинается доброе утро —
Кормят в клетках больных педофилов
Манной кашей с горячим какао,
Проверяют уснувшие чаты
И пустые ловушки для крыс.
Если дети вернутся, для них
Всё готово — учебные планы
С разъяснительным циклом бесед,
Как опасно гулять одному,
А тем более — взявшись за руку,
Непонятно куда с незнакомцем.
В институте назначен проректор,
Отвечающий за грызунов
В производстве и личном хозяйстве.
Референт губернатора пойман
При попытке купить через сайт,
Запрещённый к просмотру, кота.
* * *
Ёж, фаршированный орехом,
Готовится к большой зиме —
Сидит в костре, как саламандра,
Аккумулятор бережёт.
Америка во сне мурлычет,
Ель вывернута снегом вверх,
Идёт хороший человек,
И впереди бежит собака.
Не остаётся и следа
От титров прошлогодних фильмов.
Хотя бы птицу не вспугнуть,
Когда она прибита к небу.
* * *
Ростовские киллеры завалили клоуна.
Все куклы мяучат с китайским акцентом,
У некоторых светится от счастья лицо,
Если нажать на кнопку под платьем.
Человек в пижаме кругл, как арбуз.
Капризное облако — дождь и сейчас же снег.
День проснувшегося позже одиннадцати
Похож на настроечную таблицу.
Эти стихи пишутся задом наперёд,
Тасуются, как карты в колоде осени.
Настя говорит: помнишь, завтра я
Не досмотрела фильм про кота?
* * *
Помнишь лобзик? А это железный смычок,
И на музыку эту слетаются дети,
Вразнобой бормоча про очаг на холсте,
За которым ещё одна дверь в никуда,
Где индейцы — почётные члены пен-клуба
Бьются насмерть с рутрекером. Фея за них.
Крокодил — это время, оно всех пожрёт
И подавится ключиком. Мать Черепаха
Выбирает спасителя неторопливо
На уроках труда, наблюдая, как рашпиль
Полирует замков свежеспиленных дужки
Под контролем забывшего сон педагога.
* * *
Помни, что как только пересечёшь границу,
Поле Саратова ослабнет, и ты исчезнешь,
Но твоя копия возвратится к умершему отцу —
Поливать огурцы из дачного шланга.
Всё там, конечно, будет ненастоящим,
Сделанным из монтажной пены, как Афродита,
Но огурцы вполне можно будет есть
В этом молчаливом летнем раю.
* * *
Библиотека Ивана Грозного
Тайно через своих агентов
Выкупает главные книги года.
Агентов легко узнать —
Носят кольчугу под косухой
И вязаную шапочку,
К мотоциклам у них приторочены
Свежие волчьи головы.
В Москве на последней Non/fiction
Видели одного такого —
Внимательно вслушивался,
Как бы запоминая, в речь
При объявлении лауреатов
Премии имени Андрея Белого,
Изредка морщась
И не соглашаясь
С выбором по отдельным номинациям.
* * *
В этом сезоне публиковаться
В газете «Литературный Дамаск»
С поэмой о том, как куют победу
Уральские гномы в ночном цеху,
Модно, но лучше в тревожном сне
Перебежать на другой экран,
В гуманитарном трястись кино,
Распробовав скисший в бидоне спирт.
Протуберанец сигарного облака
Спешит за покинувшим мир вождём,
В приёмной у мэра Четвёртого Рима
Последние топчутся ходоки.
Пришлют поднимать из руин Саратов
Начальника питерского такси,
В «Пятёрочке» спросят у кассы паспорт
За каждые выпитые сто грамм.
Вот потому-то тебя и нет,
Что ты, как бесплотная тень, летишь
Туда, где уже заждались огня
Как брёвна разбросанные дома́.
* * *
Преодолев дневной экватор,
Прервав домашний свой арест,
Работает эвакуатор.
А где он спит и что он ест?
О чём мечтает, на хребтине
Таща покорный Туарег, —
Спасать полярников на льдине?
Газоны стричь и чистить снег?
Его закроют на ночь глядя
На цепь стальную от греха,
Не то он девочку погладит,
Свернёт башку у петуха,
А утром выведут из стойла,
Бензина свежего нальют,
И, может, жить на свете стоит
Для этих радостных минут.
* * *
Кто плюётся слюной ядовитой,
По психушке соскучился тот —
Боб Де Ниро и Дэнни Де Вито
Для него приготовили торт.
Из-за пояса, бунт обнаружив,
Карты путают, рвут провода
Так, что тихо ржавеет оружие
И цветёт луговая вода.
Там, где песенка врёт «рио-рита»
На царапаном диске луны,
Просыпается грозненский ритор
Для анализа нашей слюны,
Адский пёс, из норы вылезая,
Оглашает округу огнём,
Там повсюду полковник Исаев
Притворился на дне окунём.
* * *
У царя орёл трёхглавый
Был натаскан на врага.
Если слишком долго плавал,
Не хватает пустяка —
Пастуха с дубовой цепью,
На которой спит сундук,
Колокольчика, над степью
Замирающего вдруг.
У попа была корова,
Петь умела и плясать,
Был он ею околдован,
Но велят ему — присядь,
Слышишь, как дымит за речкой
Куст, обёрнутый в асбест,
И серебряной заточкой
Падает одна из звёзд?
* * *
Коммунист повалил все деревья в лесу
И теперь отдыхает от тяжкой работы —
Ест серебряной ложечкой тирамису,
Наливает горячего в кружку компота.
На экране смартфона мерцает фейсбук,
Паровоз оживает, пыхтя и свистая
Всех наверх, где не спит одинокий барсук
И на небе застыла звезда молодая.
Из-под снега солёные лезут грибы,
Пахнет водкой разлитой, железом согретым.
За кольцо, что торчит у него из губы,
Полимеры просрали, отдали Судеты.
Продолжаются рельсы как маленький шов —
Пулю вынули, словно забытую флешку.
И бульдозер нащупает воду ковшом
И насыплет для белочки горку орешков.
* * *
В шубохранилище небесном
От моли сыплют порошок.
А вдруг для них он тоже снег? —
Не перхоть звёздных футболистов
И не извёстка с потолка.
Там молча ходят поезда
По очень выгодным тарифам,
В окошках машут мертвецы
Обглоданной куриной лапкой
В скорлупах скомканной фольги.
Пчела живёт внутри цветка,
Как объяснение природы
Нектара, бабочек пушистых,
Грызущих сахарную вату
С мороженым в железных чашках.
Внизу дома стоят, как соты,
И истекают жёлтым светом
На деревянные полы.
Мышь пробежит и не заденет,
Но что-нибудь да разобьётся.
|
