* * *Кипячение перистых и кучевых,
нежный цикл тёмного — туч,
отжим, гроза, второй отжим,
наизнанку стирается ночь, наверх
взбирается сердце во сне, ошибается этажом, ошибается сном — не в дверях это был затяжной поцелуй,
а одно за другим «постирай!» —
неземной чистоты круговой циклон, нагревание, пыл,
небо в небе. За ним поворачиваясь, рукава и носки,
облачения тел, полиняв,
обнимаются там, приникают и мнутся, бросаясь друг к другу с краёв,
вырываясь, как гнев.
* * *
надо всё cтереть со стены оставить простое
спокойной ночи мухи вокруг ты не спишь ты спишь
зоосад вижу загород книги обложку зато лес
не то воздух вокруг а не мы
шествия сообщений по оба оконца
синие белые разной длины
могут свешиваться как свитки мокрые полотенца
могут пропасть are you sure you want to delete о них
можно что-то бессмысленное оставить
болото автобусы ты не сплю
к лесу кафе работаю над от да ведь способы арка белое
blue blue
* * *
шаг ещё происходит
у входа и воздух
наклоняется всем существом шаг навстречу ещё происходит а вес тех
существ о которых обычно живём остальных отлегает ещё происходит у входа
шаг навстречу ко мне а невесть что случается канешь я думаю кода
шум копна за копной шаг и там происходишь за шагом
шаг солома костьми так и ляжет всё сущее шаг и защёлкнем
нас кто больше не мы
Л (видимое)
линий крылья без тел
прислонённые возглас без горл
наконечник один только
буква нача́ла а дальше не проговорил
дом без дыма без даже земли
колокол
язычок корвалол
стебель
зуб рыбий жало укол
уголь ухо лисы́ рог
игла
ус без рта грифель подле каракули парус гора
крайний в слове любил невесомый клочок из письма
больше меньше себя знак дороги мысок ли корма
клюв летящего ель
расходящийся воздух ума
Обратно из Пенсильвании
В будничных гробах стеклянных движемся мы
за рулём и позади себя,
быстро и небыстро едем,
ждём,
а пока что — мимо
слепки разные зимы,
ночь навстречу нам, происшествия, машин потусторонних номера,
всё одно и то же. Колпаки
света катятся, умора ads и всё бери
даром, ночь крепка. Путь-дорога-автобан-хайвей —
путь обратный, значит, не ко мне,
в пять рядов, и рядом — кто-то свой,
он со мной на «мы», везёт. Глаза сомкну. Здравствуй, громкость —
рокот и шумы
в одиночном черепе, в чехлах — память о любимом, внутренности жалкие ума, судьбы́
пол и потолок.
* * *
нет как нет её нет бы пришла
нет бы разделась в дверях прямо в дверях
нет бы голову наклонила колено согнула
раздвинула все половины себя к свету
нет бы была
и дышала так нет ведь остальное стои́т всё подряд
отражается в этом полу
стулья тут все и свет зря горит
зря я всё это хоть бы каких-то утех
вместо этого нет бы прошло нет бы это прошло уже боже и так
нет бы не было больно а то не проходит
и нет не припасть
этим слуху и зрению тыльным к её сторонам
этой лопасти к тем
приводящим в движение этот приход
нет бы взятой мольбе с потолка сбыться к
а не от
* * *
речитатив надвигается
ровно грохочет
тебе по слогам письмо начатое
нами вагоны и тонны
тебя на колени на
плечи на голову ранняя сыплется
сверху зима на других на погоны работника
РЖД надо бы дальше пейзаж
но одна гора только и высится
видная всем из-за бортика рамы и то она облако лестница
ждать долго
ранняя ночь накренилась
навстречу
и силится броситься
* * *
... и никто об этом не знает. Косо висят,
как литографии после ухода уборщицы, окна в домах. Сесть.
Стало не там всё, но не поправляю,
не так, но не злюсь.
Дом за дом прячась, косясь дом на дом,
город меня покидает, сворачивая за лес,
где развязка и магистраль.
Спать лечь смогу,
когда перестанет счастье. Кто бы убрал
соловьиную дрель в мозгу.
* * *
...только однажды мы шли.
Улицы ночью нам бросили по́д ноги лунную grocery,
яблок купили, смешно.
Серого яблока выемка, рябь на скуле.
Помнить разрешено.
Всё собирает соприкосновением мест —
одного к одной, к одному и к одной и к двоим —
любовь.
Собирает к себе. Стеной
снег. Стоим,
всё ещё не забыв.
Перед картиной
между толпой и толпой
позади толпы, впереди,
и немного над — в полный рост,
с голой грудью.
Посмотрим-ка мы с тобой
на меня, на белое вместо второй груди — арт,
холст,
на прилюдный румянец
и на косое древко в руках, повстанец,
на знамя само.
Что там вышито — fraternité? l'amour?
Посмотрим, как я ору, вырываясь из мяса и мрамора, лестниц в потёмках, радость,
как покрывается маслом грунт,
как прикрывается грудью мир
и как живописно черствеет наша Амур
в братских толпах, давай обсудим всем миром,
запомним этот момент,
запомним этот момент.
Le pli*
сборчатая пыль ночная
всей пустыни где б
щёку приложить в какое небо плюнуть от каких растаяв
сбыться горних труб
не знаю слаб
я на вид младенец я на слух ворота я на вкус вода
родиться больно вот он танец живота мне сейчас танцует выход по краям
вот он свет внизу расправленное вот он вдох и ем
не я —
* Le pli — складка (франц.)
Le pli продлённое
их или тьма или один-два шара нежных
у головы
их голоса́ и мякоть снова нужный
звук вымолвить ем держат снов холмы
ем и везут
по сторонам прямые складки
поверх наклон
а там везут
в обратный путь меня
и рыхлый воздух сладкий
дрожит продлён
* * *
...серый возьми: он и есть,
а не войлок, не лебеди Ейтса,
синий, синий, а не
теневые места вод, не лопасти лестниц,
не синяк. Черноте, желтизне
несравненным, в хранилище склянок,
метафоры нет, нет её в головах
и в забывчивой речи у склонных
сравнивать. Цвет позабыл человек. Цвет позабыл человека.
Гори, светофор. Вытекай, желток.
Сирый голубь как голубь и куст в цветах,
вот такой
в темноте цвет пребудет и после
зрения. В радужном масле
луж, в зелёнке на бедной губе,
на глазете гриба, на скобе флага — в знак поражения белых и красных,
там, где луч по ветвям отцветающих и беспристрастных
преломления ищет себе.
* * *
равнобедренные стихи
двигаются как полотёр
вдоль пейзажей в разных
рамах и рощ овальных просторов скользя
вовне и вовнутрь разворачивая стопы́ наковальни
ворс
из конца в конец до конца
повторяя бескрайнюю ёлочку половиц
по литерам елозит туда и обратно продольных цитат газетных полос поперёк годовых колец
прилегает
строфа к рифме мастика
шурша
машет вослед краса
засияет вослед по второму — по третьему разу натёртая слава полов натёртые метры традиции метра России большая душа душа
* * *
Есть время — это оперный сезон,
и оперы — одна другой краснее,
небесные бока
и глупость, радость
прогулки есть, цветное оперенье,
ребёнок-девочка и друга кротость,
оставить с кем,
хорошие места
по центру: там слышна слеза героя.
Рот у него — партер, и челюсть —
амфитеатр, и в самой глотке дверца
колышется за только что ушедшим.
Всё в целости оставил: розу в розе,
в атласе ложи, шторы бахрому,
живых живым, и всякие лекарства.
Звук — никому,
и ветер — никому.
|
