* * *Обезьяны метнули бисер так удачно,
что он сложился в свинью. Пусть фигуры подкручены,
правила отменены,
случай отправлен в отпуск за собственный счёт — смысл отыщется в констелляциях павших бусин.
Когда разойдутся
флювиогляциальные отложения под нажимом
красно-синих карандашей,
красно-синих магнитов, отзовутся рудные катышки,
укроют себя музеем,
высунет голову из галактической пущи
созвездие кабана.
* * *
Ты хороший футляр
предназначенный для
транспортировки глаз
я тебя отведу
где поёт акведук
там красивые виды как раз Насыщай свои два
будь ты дважды сова
мы не будем здесь дотемна
не вмешаться никак
в то как падает мрак
и вода остаётся одна
* * *
будто я гастролёр из ментовской сводки
будто барышни всё ещё мрут от чахотки
будто жарят всех птиц и щадят соловья — так вокруг меня понимают время
де оно играет само с собою; в потолочное темя стреляет семя — повтори нам песни прошедших лет
ай люли ай ла́в ю
хриплю картавлю
и звукосниматель напал на след здесь хромал человек с золотой трубою
* * *
— краснокоммунисты не видел я
ваших поездов на магнитной подушке
видел только новые нейтронные пушки
с километра поджаривающие соловья — это потому что ты не был в китае
там уже давно такие поезда
мы тебя товарищ в круиз укатаем
алая в тебе возопит звезда.
* * *
Спаси пространство
из-под наноса
улиц, деревьев, домов. Занимательный физик,
выдерни скатерть
не тронув ландшафт стола — бутылки, вилки —
фокус для первоклассников;
выдерни мантию
из-под земли. Что с ней делать?
Видишь, ещё дрожит
координатная сетка, не желая быть
драпировкой, повисшей
в твоей руке. Как объяснить
геодезическим линиям,
чья карьера загублена, что они свободны
и спасены?
Цинна
не был ли я близнецом
друга, который сегодня
в сумраке, стоя между
псом и волчицей,
звал меня пировать — вином соблазнял медвяным,
заманивал хлебом с тмином,
равеннской спаржей,
розовую султанку
взвешивал на весах, — не был ли я, с асцендентом
в Весах, близнецом его, тайным
плодом Аврелии? — только
не чтил я Марса,
и молчат Близнецы — больно, больно —
передо мною люди,
не знающие размеров,
в руках не державшие свитка,
не обученные письму, — гибну, совпавший не мыслью,
не звёздной картой, а лишь
именем, как в известной
комедии Плавта — что за бешеная комедия,
непрошеное камео,
оставьте, клянусь Каменами,
мои стихи недурны
* * *
За попытку проклясть
город, чья защита в тысячи раз превышала её способности,
от неё остался лишь прах, ощущающий боль.
Очертания спёкшихся органов и рассыпавшихся костей
угадывались, но кто стал бы всматриваться?
Закопали, развеяли, запаяли
в герметичный контейнер и отправили на луну —
словом, как-то избавились и позабыли.
Город чист. Не вдохнувшие ни пылинки,
розовощёкие мальчики, девочки в белых блузках
утром выходят, не забыв отключиться от подзарядки,
и идут позади водяных опахал поливальных машин,
и воздух трещит от весёлого стука дверей.
* * *
В Спе́коле, где мёртвые из воска
учат жизни по своим кускам,
есть одна прозрачная желёзка,
выделкой подобная богам. Формою она напоминает
самый славный зубчик чеснока.
Небо над Флоренцией не знает,
что её боятся облака. Млечным камнем древнего колодца
так лежит, забыв родство своё.
В теле человека не найдётся
ни задач, ни места для неё.
|
