Литературные проекты

        Поэзия Наталии Азаровой — прекрасный пример мёртвой хватки языка: автор держит язык и схвачен им без какой-либо надежды на обоюдное освобождение. Комбинаторная природа этой поэзии проявляется иначе, чем в поэзии математической, где задачей становится алгоритмизация языковых механизмов с целью их последующей перверсии. Здесь же комбинаторно само поэтическое мышление, перебирающее, как камешки, культурные контексты, точки фразеологического напряжения, речевые находки. Автономность этих фрагментов в ситуации равноправия вертикальных и горизонтальных связей разрушает само представление о тексте как о целом — точнее говорить о поэзии Наталии Азаровой как о корпусе возможностей, стремящихся друг к другу под действием «случая» — прагматической основы развёртывания текста, закодированной в виде даты, посвящения, особой жанровой формы или особого формата. Это тексты, в которых время уходит и где именно хватание его (времени) за хвост кристаллизует момент: настоящее едва различимо и практически всегда заслонено должным, уместным, правильным языковым нарушением. Именно в точках, где время отступает, видно то, на месте чего стоит разобранная система потенцированного языка, желающая говорить.

        Стихи Наталии Азаровой с первого взгляда удивляют свежестью, нелитературностью мышления, небанальным отношением к слову. Это стремление к открытиям распространяется не только на поэзию, но и на науку, и на жизнь в целом.
        Уникальность её поэтики, возможно, определяется многогранностью её жизни, которая охватывает занятия совершенно разными дисциплинами (от бизнеса до академической науки, от путешествий до руководства литературными проектами, от художественных переводов до кулинарного творчества). Подобная свобода скольжения по различным модусам существования — редкость в поэтическом мире.
        Азарова пришла в поэзию поздно, уже сложившимся человеком, и за счёт этого ей удаётся видеть в современной поэзии такие открытые возможности, пути развития, которые многие поэты, находящиеся в большей степени «изнутри» поэзии, не замечают. Поэзия для Наталии Азаровой не столько вертикальное «творчество» (занятие мужчин), сколько «порождение» — женский способ давать новую жизнь, в соответствии с разрабатываемой поэтессой концепцией женской идеи как гибкости, ухода от бинарных оппозиций, отказа от окончательных определений.
        Очень интересно разбираться со стихами Азаровой на микроуровне, смотреть буквенные соответствия и повторы, графику. Кто этим не занимался — едва ли может действительно понимать её поэзию. Иногда выясняется, что важнейшим содержанием стихотворения являются отношения букв, и это отнюдь не только формальный приём или эксперимент. Так, например, я полагаю, что название одной из последних книг Азаровой «Раззавязывание» — это переиначенное «развязывание», один из главных терминов буквенной каббалы Авраама Абулафии, которая сама по себе является одним из ключей к тому, что интересует Азарову (скажем, в «гадательной» книге Азаровой «Календарь» — очень много стихов «про буквы», и ключевые буквы в этих стихах даже выделяются цветом).
        Абулафия ставил задачу снять печати с души, развязать её узлы. «Развязывание» узлов души — возвращение от множественности и разделения к изначальному единству. Каббалист создаёт особую дисциплину, которую называет наукой комбинирования букв: это руководство к медитации с помощью букв и их комбинаций. Гершом Шолем пишет об этом: «Наука комбинирования есть наука чистой мысли, в которой алфавит заменяет музыкальную гамму. Вся система обнаруживает довольно большое сходство с законами музыки, применяемыми не к звукам, а к мысли, погружённой в медитацию <...> Каждая буква есть целый мир для мистика, если он погружается в созерцание её, отрешившись от себя самого». Таковы, по крайней мере, мои ассоциации, возникающие, когда я наблюдаю соединения и разъединения букв, комбинирование одних букв с другими и движение различных их комбинаций в разных направлениях в поэзии Азаровой. Но, разумеется, это только один из возможных ключей к сложному и захватывающему поэту.

        Стихи Наталии Азаровой — тонкие, ломкие, но при этом в них нет ничего «девичьего», жеманного, сентиментального. Они хрупкие, как хрупка сталь. Значение и звучание слова здесь сплавляются, и мир вот-вот хрустнет разломом, свежей раной, брешью, в которой — ещё один мир, и он тоже раскалывает сам себя. Всякая аллитерация или ассонанс оказываются и открытием, и наблюдением: ведь сон действительно солнцезащитен, а бемби — действительно зомби, но кто знал это до? Наталия Азарова — Колумб, открывающий то, что не существует, как не существовала та Индия, и одновременно Веспуччи, дающий честные имена. Но это стеснительный, негромкий открыватель, росток в стене, он прячется в ней, он взламывает её. И эта стена — язык.

        Наташа Азарова появилась на поэтическом небосклоне совершенно неожиданно, она явилась словно бы «со всех сторон», но появление её можно оценивать и как иррациональное, и как рациональное тоже. Почти все её замыслы реализуются, хотя, казалось бы, помысленное не всегда имеет отношение к действительности (но она доказывает странный афоризм, на котором, впрочем, зиждится философия, во всяком случае часть её части: «мыслимое — значит существующее»). Здесь тот случай, когда рациональное и мистическое рождаются как бы совместно и поэтому оказываются зримыми, ощутимыми, несомненными, хотя, может быть, и не такими, как представлялись до создания.
        Географически она также свободна: и Дальний Восток — Китай, и «дальняя Европа» — Португалия неожиданно сближены, и проекты, связанные с новыми переводами Ду Фу и Пессоа, представляются совершенно естественными (после того как они «произошли»).
        Поиск некой «медиальности» — помня о пути, завещанном Конфуцием, — означает в её случае сосуществование разных идей, стран, людей в одном пространстве, созданном ею, при том, что резкость и определённость высказываний, казалось бы, не способствуют возможности соединения. Но странным образом те новые и причудливые на первый взгляд границы, проведённые ею между сущностями, становятся не медицинскими швами, но внутренними новыми соединениями, которым мешали недопонимания, спайки и границы, которые на самом деле ждали взаимопроникновения.

        У Наталии Азаровой множество литературных ипостасей (и все хочется обсуждать), поэтический перевод среди них — одна из важнейших. Мне уже доводилось писать о переводах Наталии Азаровой из Ду Фу (о Пессоа, его «Морской оде» и её первой интерпретации на русском — разговор отдельный). Но стоит вновь повторить, что поворот от скучнейших, давно отживших схем, никогда, пожалуй, не передававших истиннную глубину и красоту классической китайской поэзии, но использовавшихся в силу консерватизма самой переводческой техники, словно бы раз и навсегда заданной, — главнейшее достижение Азаровой. Большинству переводчиков в силу профессии (они ведь чаще всего имеют дело с прошлым, законсервированным в окаменевших формах культуры) стоять на позициях охранительства вполне себе комфортно. Но никакие уверения, что «перевод — это наука», не могут помочь очевидному бессилию «выученного урока». Главное в переводе стиха — поэтическое живое слово. И технический арсенал Азаровой — гетероморфный стих, графический дизайн текста, анаграмматические корреляции (здесь — с изоморфизмом возникающих на основе иероглифического письма идеограмм), внутренние рифмы вместо концевых — дают на выходе совершенно другой объём: мы видим и слышим, насколько это отличается от уплощённого (пусть подчас и мастеровитого) стиха прошлых лет, какие на этом пути открываются двери (пусть не врата — всего лишь створки), какие открытия это сулит в дальнейшем в деле перевода, кстати говоря, далеко не только китайской поэзии. А значит, великие достижения поэзии для переводчика лежат не в прошлом, не позади него, а впереди. Согласно Мандельштаму: «Вчерашний день ещё не родился. Его ещё не было по-настоящему. Я хочу снова Овидия, Пушкина, Катулла, и меня не удовлетворяет исторический Овидий, Пушкин, Катулл».

                из  земель  ярче  огрызок

                         мы  едем  едем  вдоль  границ
                         то  на  ночь  отвернувшись  подсолнухом
                         то  нарочной  формулой  каллиграфии

                                   спор  на  скорость
                                   мошкарой
                                   буквы  за  клетки
                                                зашкаливают

        Это из «Раззавязывания», с посвящением Розе Ауслендер. Она из Черновцов, как и Целан. Вечные поэты-путешественники, по поверхности земли, внутри собственной головы. Мы с Наташей проехали вместе около 10 000 километров — как хорошо, что нам по пути. Что есть в мире такие люди, такие стихи, такие дороги. Превращение капель на ветровом стекле в знаки на бумаге. Совершенное будущее.

                я  тебе  спою  её  хором
                                            во  весь  храм  планетария

        Поэзия Азаровой, кажется, не выглядит политической или, тем более, социальной (по крайней мере, в том смысле, в котором наиболее принято сегодня говорить о «политической поэзии»). Она, напротив, противостоит политике — политике как избыточному наследству оставленной в прошлом веке «мужской идеи». Ей противостоит «женская идея», идея, которая ни разу не была упакована в манифесты, акции или формулы, да, собственно, и сопротивляющаяся подобной упаковке. «Женская идея» противостоит противостоянию, и во многом именно в этом противостоянии-противостоянию уникальность Азаровой на современной поэтической карте.
        Русская поэзия — часто поэзия пораженчества и травмы, поэзия, находящая наслаждение в своём травматическом истоке. Но в стихах Азаровой (даже неловко называть их «стихами», язык здесь просто удачный медиум, подвернувшийся под руку) кроется тайна о победе, о том, как пролетететь надо всем (делами людьми детьми деревьями деньгами делами), словно ничему не придав серьёзного значения, но так — что мир после этого навсегда изменится и всё встанет наконец на свои места.