«не следует углублять в землю корневую шейку саженца...»
(техника посадки плодовых деревьев)
* нежность моя, корневая шейка
невекового саженца —
выпученная, выпяченная,
задублённая царапиной кора —
живо-живное, живе-живи-жива...
* вон тех, видите? — пригнувшихся в завязи баклажана —
они полагают, что нежность и резкое имя Жанна
несовместимы, что есть западня, подвох,
лох и дурень тот, кто ещё раз об этом скажет.
* удельный вес нежности — 1Жа,
что составляет 0,24 грамма.
Если массу тела разделить на
единицу нежности, то станет цифра,
застенчивей веса плоти,
не труслива весу души.
Но живут и без нежности —
обезнежены как обезножены,
обезвожены, обездолены,
им каково?
Приголубить бы, заобнимать, занежить —
всех до одного.
* Нежность выше любви и длиннее ласки,
тоньше света, горних пород прочней.
Народ низкорослый — тыкхи — знает исток её
в магме вулкана, в дымоходе его печей.
* Словно оцепеневший город во время большой войны —
вся планета висит в арматуре нежности,
в мягкой охранной сети — защите
от бомбоударной волны.
* Как оползни полимеров вытесняют тутовый шелкопряд —
полк десептиконов, лисьим закрывшись черепом,
целится в нежность мою, в её кашемир и шёлк.
* Эрос — хранитель нежности, ножны и кобура.
Бдит и дозорит бережный цербер. В маковые поля
выглянет нежность: можно? Эрос ответит: да.
* Вчера на «Крестовском острове»,
питерской метростанции,
оказалась я, чтобы взять комнатное растение,
один стебелёк традесканции.
Детские листья-руки, мелкий пушок на стебле,
гребля матёрой жизни (династии саррацений,
кланы монстер) до него ещё не дотянулась.
Жалость моя заострилась в жало и сжалась
от хлипкого карапета в пластиковом стаканчике —
кривовато-субтильного, пыльного,
не осевшего сваей тяжёлых орнаментов
над романской розеткой, лепниной отплясывающей гавот —
тебе не попасть туда, маленькая традесканция,
знай, я отныне ревнитель твой,
нежности апологет, донкихот.
* Запах нежности многосоставен.
Так пахнут дынные семена под созревшей коркой
в склизкой мякоти соковых перепонок;
потово́й железы роса (не едко, но как-то
возвещающе и одновременно робко);
молочко ореха некрупного (может быть, горького миндаля).
Вуаля, говоря коротко, нежности запах
кроток, как запах волосяных луковиц на темени (на висках),
и бесконечен, как апрельской земли родоносный опрелый пах.
* Время прямых изречений!
Не эзопов трёхмерный стоглавый язык,
не грунтовые паводки текста незримо-подземного,
(витийную вязь возбраня) —
час кулачных боёв, дето-отцовской бойни,
где нежность — твоё оружие,
нежность — твоя броня.
* Какие убранства украшают сегодня твоё жилище,
что за плоды зреют в твоих садах?
Нежность моя извлекает перечень
малых радостей мирной жизни,
еловой смолой прилепляет к памяти,
топлёным пчелиным воском,
клеем вечности марки «Момент».
* Нежность ходит, где хощет, и вид принимает невзрачный.
Ап! — врежется мошкою в лоб,
жуком-простачиной откинется на́ спину
где-то поблизости,
казалось бы, не задевая хитинно,
да сгинет без стрекотания,
пупырышки кожи гусиной оставив
и цыпки,
как после мороза...
* Знак предводителя хора — и флейты узорят разгулье.
Пиршество, славя Дио́ниса, движется к холму богов:
жертву нетленную смирно волочат рабы,
девушки утварь несут и на блюдах тугой виноград,
в шкурах козлиных копытствуют рядом сатиры.
Секира могучих страстей неразборчива, но терпелива:
нежность ещё не опознана,
нежность прибудет сюда не иначе чрез тысячу лет.
* Трудно нежность найти, лучше бы и не искати.
Глянешь в подпол картофельный — там корнеплоды шумят;
лампу с цоколем вывернешь (спрятана, может, где свет?),
длиннорукой лопатой копнёшь на усадьбе —
воронка сквознёт на Ямале.
Время глупо потратил, напрасно,
а нежности и не узнал.
* Есть ли она среди тварных?
Может, невидимо есть,
чем бы её обнаружить:
глазом третьим, надбровным,
добавочным чувством девятым,
усом тонким, невидным,
гибкой антенною, высоковольтно свистящей?
* Нежность спрятана в хлебный мякиш, шарик хло́пка, малое семя льна.
Мякиш скрыт в скорлупе ореха, ржавой гайке, внутри зерна.
Земляной орех у лесной тетёрки, в стеклянной кукле, у помела,
а гнездо тетёрки — на небоскрёбе, в шевелюре леса, в ядре земли.
Небоскрёб упрятан в раскосый глаз.
Тот увидит нежность, кто глаз раздвинет,
небоскрёб узнает (ядро земли)
и шагнёт к тетёрке (стеклянной кукле)
в скорлупе ореха (внутри зерна),
кто нащупает мякиш хлеба (шарик хлопка, малое семя льна).
Только нежности — это вполне возможно —
там не будет, совсем не будет,
не окажется её там.
Может, кто небоскрёб попутал (их сейчас как зубов у щуки),
или был до тебя проворный — изловчась, он похитил нежность,
держит нежность в консервной банке,
как свиную тушёнку, в банке,
иль тетёрка совсем не та.
* Н е ж н о с т ь - т р е у г о л ь н и к
Вероятная форма нежности — треугольник,
но не тот треугольник, где он, она и любовник,
а треугольник пифагорейский — тот, что в основе мира.
Лира (эстамп искусства) также суть треугольник.
К вертикали стремится каждый насущный атом,
по этой причине нежность не может явиться квадратом
или кругом, в котором точки равноудалены от центра.
Нежность подвижна, в единое время
она есть и катет (почва), и гипотенуза (муза).
* Катят колёса ношу — нежности треугольник
в сторону рынка, площади городской, агоры.
Там, в высочайшей точке, плащ-пирамида, глыба,
трёхсторонние рыбы с чешуёю формулы a2+b2,
многоприцельные лучники пифагора.
* Н е ж н о с т ь и у г о л о в н ы й к о д е к с
Бойся дрожжей фарисейских,
закваски предательской тёплой опары —
пары́ отчужденья взойдутся, созреет картечь посевная.
Плюшевы, складчаты рукопожатья нечаянной встречи,
кто бы подумал, что пороха зёрна созрели
в детской аптечке пластмассовой, передвижной?
Медленно ступишь во внутренний дворик
школы для мальчиков религиозной,
школы на тихой окраине
(ты очевидец, не можешь влиять на событья),
вот мячик для регби — в нём мак посевной, подрывной
(может, ещё отсыреет, успеет).
Вынешь на ланче припасы для мышцы растущей —
многажды раз бестревожный на вид, инвентарь.
* Н е ж н о с т ь и к в и е т и з м
Сущее подбирается по-пластунски,
щурится, скалится фиксой люминесцентной,
нервным тиком лицевая мышца смеётся.
За щекой сидит щенёнок, храбрый цуцик,
белая ли крыска породы хаски,
пьёт слюны ручей неразорённый,
бессловесьем шёрстку промывая...
* Лето — истопник нежности,
август — кочегар её и кузнец,
выдуватель плодов золотых.
Стеклодувец рубиновый
в дудку рябинову
тыквы-планеты надышит,
смарсианит фонариком
для межсезоновой тьмищи —
враз, когда осень нащурится
и заострят холода.
* Август капельной дрожью покрылся и кличет детей зачинать:
приготовлен живот, обогрет, зацелован, занежен.
Зизи-зэ, зизи-за, зизи-зин —
прострекочет кузнечик и крылья сведёт в балдахин.
К маю вздрогнет столетие, кокон-гора расщемится,
пустыни спадёт скорлупа,
тонкий ус беззастенчиво куст обоймёт можжевелый,
и нечаянно лапа-клешня перервёт провода поселений.
Распрямится стрекозомладенец, на выдохе цепь разомкнёт
и бобовые зёрна бессмертья, как шарик воздушный, надует,
и запустит их в каждый квартал, материк, водоём,
неопальное жало воткнёт в календарный оборвыш,
и время пойдёт по-другому.
* К а к П я т а я с и м ф о н и я В о л ь ф р а м а
На тебя наступают, Вольфрам, — иди один
до винтажной резьбы на грифе, стальных седин,
оловянным полем, в плаще сметанном,
след в приманку, небесну манну.
Нюхом они за тобой, гурьбой. Челюсть клацкает
скопом и вразнобой,
гул и скрежет зубовный, гляди, какой —
это Пятая, пяткой волочишь стон,
время выгнет её, как радугу из око́н,
время вынет её, как косточку из груди,
никого не бойся, Вольфрам, иди.
* Нежность есть, и словно её нет.
Ощутима на выдохе и не видна при вдохе,
нежность апофатична. Нежность — это сосуд
разновместильный,
изредка нежность — иллюзия.
* А вот и грибница иллюзий —
во влажном лесу умозрительном
книжные кроны шумят,
неумышленно сеют мицелия споры —
внедорожником не продерёшься, куда занесло
постранично.
* Осторожней с иллюзией,
не укоряй её, не вызлобляй,
она есть кидала, конечно, блазнила,
но в скорби гремячей, кромешной
и камень от гроба негромко откатит...
* Сомалийским пиратом, на атомной лодке подводной
настигают иллюзии, в плен вероломно хватают.
Во плену этом варварском сытно, тепло и опрятно,
и ничто не тревожит, вот только запах один
через море сквозит непонятный.
Запах ржавости почвы — запы́ленной, волглой,
запах крю́ка железного, запах чугунных ухватов —
может, это сигнал к возвращенью, намёк на побег...
* Сорок тысяч иллюзий в горсти очевидности стынут,
блёкнет алмазная стружка, а тронешь её — руки-ноги
сведёт перепончатость, дикий раскос многоглазья,
покров цветношерстья зави́хрит, швырнёт ненароком
в безневестную степень снегов,
в атмосферную плотность (за пазуху тихую, тайную),
где суслик-сутулик расправит плечо горбуну,
устремив его в не-одинокость, в не-лишнесть...
