ПЕРЕМЕНА ПЕРВАЯ
ОХОТНИЧЬЯ БАЛЛАДАВосточная Бирюллия — одно
окраинное герцогство
граничит
оно с Дарганией по Мо́ране-реке
и полноводная Царена омывает
родной крутой высокий берег
Бирюллийцы —
простейший горестный народ весёлый
меняют шумно ингардийские динары
в обменных лавках на рентиро голубые
но всё-таки совсем почти не знают, что такое деньги
предпочитая хлеб менять на мыло
а спички — на газеты
Бирюллийцы
хранят всегда единство бирюллийцев
хранят везде единство бирюллийцев
пример давая карибанам пришлым
а также лергам, туркам и долапам
На небе чуточку бледнеют звёзды
с кувшином шоколадница спешит
навстречу загорелому сонету
Кругом судьба
Направо — девушка Гармония играет на тальянке
Налево — в пыльном шлеме голый рыцарь весь верхом на поселянке
Гляди!
Вон там два егеря заполевали серну
и дружно закрепив на двух шестах дичину
втолкнуть стремятся тушку в дверцы автолайна
Автобусы, повозки, птицы, кони
лужайки, дронты, динозавры, облака
смешные сумерки,
лукавые дубравы
на шапках людовецких пёрышки петушьи
толкание, руганье,
хохот, бег и воркотня
Здесь правит герцог молодой
Андреа Габри
Поднялся замок — давнее гнездо
среди долины пирамидных гор
средь башен Лимбурга,
таких громадных,
таких зубовных белых костяных
Герб на воротах — лиственный трилистник
и горлицы воркуют с каменных карнизов кружевных
Строитель замка — прежний герцог, рыцарь Ге́ло,
известный воздвиженьем городов
Он приказал построить стены, мост,
прорыть по чертежам своим канал
и накрепко поставить стройные донжоны
в тот самый год, когда он в жёны взял
мать нынешнего герцога
Елизавету
красавицу с печальною косою
дочь мудрой Ксении, владетельницы исов
Да, это было там, когда его женою сделалась красавица Елизавета
дочь Ксении Премудрой
Он велел воздвигнуть эту цитадель
в знак добродетели супруги юной
прославленной под именем Дианы Бирюллийской
за чистоту души
и за любовь к охоте на могучих злых зверей
Ночь уплывает на большой резной ладье
Бумаги громоздятся на мозаике столешниц —
послание Эдварды,
королевы
Ингардии и Рьенции богатой,
стихи её наследника Аполлодора,
потом какие-то доносы, песни,
а также письма
Герцог молодой
Андреа Габри
швырнул свои очки — нефритовые изумруды,
сверкающие дорогой оправой,
а вслед за ними — чашки с кофе и кассеты
на камень звонких мраморных полов
Завис вчера компьютер, сдох магический кристалл
и медный клавесин работать перестал
Не описать, как в гневе грозен молодой правитель
Его жена — султанша Островов Зелёных
Её портрет с огромной чёрной бородою
парадной тронной зале служит украшеньем
Чернобородая прелестница раскинула власы в парадном платье
Молодой правитель встал, как Зевсова гроза
Блистают утренними звёздами его глаза
Его жена звенит, как стрекоза
Её уста, как розы, рдеют
и волосы белеют и чернеют
И страшный звон, как небеса
В рассвет промчался длинными ногами
светлыми ступнями
босиком
взвихри́в одежды по́лы
герцог молодой по комнатам дворца
летящим анфиладой светлых фресок
И чтобы гнев правителя утишить,
советник,
Лазарь древний,
тихо произнёс:
— Поедемте сейчас же, Ваша светлость,
сегодня на охоту
Ведь в Хёйзи́нге
как раз весна колы́хнула кустарник...
Речь завершает он улыбкою родною
советник Лазарь в звёздном синем балахоне
на голове — остроконечность желтоклювой шляпы
Хёйзинга — очень старое угодье
недалеко от Чёрного Квадрата
задумчивый заказник
где когда-то
охотились:
и герцог Симеон
и герцог Теодоро
и владетельница исов,
сверкающая Ксения,
и Гело,
печальный зять её,
строитель замка,
и Вацлав-граф
и хмурая Ядвига
и восемь дочерей её прекрасных
И вот парадный выезд герцога Андреа Габри
Ему подводят гордого коня
Коричневые пряди осеняют плечи в серебре кольчуги
Ступни цветных сапог острятся в золоте стремян
Глаза продолговатые глазурь жемчужин серых
Моргнут ресницы
человеческий упрямый профиль
нос прямой —
на красном золоте листвы
Холодные причудливые русские глаза
в лице скуластого татарского поляка
Серебро наушники ушей
Два золотых мобильных телефона
за поясом блестят
за кушаком шелко́вым
Кругом правителя гарцует свита
Борзы́е волки выгибают спины
верхами все, на быстрых лошадях,
в черкесских шапках меховых высоких
Конечно, видеть страшно тех волков!
Но молча ждут простые бирюллийцы,
так долго ждут,
руками обнимая,
мозолистыми пальцами сжимая
кипы челобитных,
охапки жалоб,
множество доносов
По простоте своих наивных душ
они к доносам радостно пристрастны
Коня пускает герцог в буйный шум
При виде светлого правителя лица
ужасные стихали драки
Ребята малые карабкались на самый верх высокого крыльца
Смеются бирюллийцы-молодцы́
хохочут белозубо бабы-бирюллийки,
как в кино «Кубанские каза́ки»
При виде герцога светлеют лица
Он ласково протягивает руки
навстречу всем,
всем подданным своим
Его улыбка хрупкая нежна
И вот уже костры разведены
В огонь мозолистые пальцы мечут
и челобитные, и жалобы, и пени
Яичница зажарена
Все пьют
протягивают кучно кубки пива
— Да здравствует, — кричат, — Андреа Габри!
Виват ему! Салют ему всегда!
Вот герцог выезжает на дорогу,
кирпично-жёлтую дорогу прочь.
С ним конь Иван и боевые волки
И все они верны ему навеки
Вот едет герцог по дороге
кавалькада
Он улыбается насмешливо и грустно
Он тронут, он тихонько шевелит губами:
«Народ, народ... им нужно просвещенье!
Возможно запретить пустые бредни
попов жидовских, грецких и латынских,
построить школы,
дарвинизм преподавать,
чтоб вредность иудео-христианской
цивилизации,
враждебной женщинам и прочим людям,
немножечко хотя бы укротить
Но как могу я крепостное право отменить?
Взбунтуются тотчас мятежные бароны
и на меня устроят покушенье
и мне придётся подавлять восстанье
певучей и неблагодарной черни
А я кровопролитья не хочу...»
Так думал он,
так он шептал
Но он не дорожил мятежным наслажденьем
Щепотким укрощённым шагом шёл весёлый конь Иван,
кусая воздух
Наконец Хёйзинга
Вот она в дубовых листьях вся раскинулась
Пугает снегопад
Раскинулась весна кругом
Причудливо летает лето
Уже весна
Земля, как мак, чернеет глянцевито.
И слышен с оголившихся ветвей
неровный звонкий стук прозрачных капель
Уже весна
Полина Андрукович
бесшумно пропорхнула в лунном диске
сияя золотистой шёрсткой на перепончатом крыле
Уже рассвет
Андреа Габри едет медленно
под кукованье Марианны Гейде
Вдруг Штыпель когтем — шурх! —
и птаха замолчала
навеки
И Марии Галины сползлись цепочкой тонкой
на тёплый трупик
потому что всюду жизнь
В дупле дублистном ухнул страстно Шульман
Кузьмин поёт печальный Дмитрий целодневно
в гранатовых кустарниках любви
Андреи Романенко алым опереньем
горят огнями в тёмной гуще листьев
Вадим Калинин пронесётся рысью
И Яна Токарева спрячется в траву
завидев Ольги Зондберг молодой оскал
Кругом весна
Кукулины гнездятся
токуют Нилины
Литвак призывно клохчет
навстречу хлопает крылами Байтов
щебечут свистом тонким Сен-Сеньковы,
их жарить хорошо с нарезанным потоньше салом
Бориса Кочейшвили
Едет сквозь Хёйзингу герцог
на вороном коне высоком
осени брабантских листьев о́христых златых круже́в
Туда
где расцветают Вероники Казимировы под сенью
Ахметьевых ветвистых
Шумная весна
Так много всех!
Но герцога влечёт совсем к другой добыче
совсем к иной отважной дичи
Татьяна Виноградова которую зовут!
Андреа Габри разогнал коня внезапно
Огромные следы,
как озерца воды,
внезапно вдоль дороги возникают
И вот она,
Татьяна Виноградова гуляет!
Сквозь куст блистая пышным вкусным телом,
Татьяна Виноградова стоит,
ноздрями чутко направляя воздух
Татьяна Виноградова пугливо щиплет
подснежники среди травинок мягких
Пасть алая вздыхает пламенем златым
Огромные глаза — два разноцветных блюда —
глядят загадочно
И дышит ярко грудь
вздымая красно-золотые перья
Косматых острых кисточки ушей
колышутся с вершинами берёзок вровень
Серебряные лапы, словно пять стволов
Татьяна Виноградова хвостом взмахнёт
и лес младой мятется в заревах долины
Татьяна Виноградова присела
зубами щёлкнула
и поскакала
вперёд!
Она прыгну́ла дикими ногами
и ударилась в полёт!
Она свалила мощной лапой дуб
Она застлала разноцветной гривой солнце
Земля дрожит от грохота её шагов!
Кусты осинник дикие сирени
она переломала
в крутизне летя к ручью
«Уйдёт! Уйдёт! Нет, это невозможно!» —
подумал герцог молодой
Андреа Габри
И самый близкий волк в глаза его взглянул,
подпрыгнув,
и отскочил поспешно
Пыхну́в огнём, Татьяна Виноградова пытается взлететь
Андрей, схватившись за луку́ седла,
не соскочил, однако,
а занёс копьё высо́ко
И вот копьё упало сильною рукою
Кровь обагрила сумрачным ручьём
травы зелёной крепкие растенья
Чешуйчатые крылья содрогнулись
И вот уже Татьяна
голову лобастую склонив
смотрела мёртвыми стеклянными глазами
Её приносят волоком на площадь перед замком
Татьяна Виноградова раскинулась широ́ко
хлещет кровь из огнедышащих ноздрей бордовых
Текут и пенятся повсюду реки крови
Кругом толпятся старцы-бирюллийцы,
ветераны многих боевых полей,
вороньих, куликовых и орлиных
Беседуют матёро старики,
добычей герцога любуясь гордо
За словом слово птицами летят
— Мне помнится не помню, чтобы здесь
Татьяны Виноградовы водились прежде!
— Да ну! Да здесь в Хёйзинге Приговых бывало
мы стаями валили!
— Ну а я
с одной рогатиной на Германа Лукомникова, помню, вышел!
И окружают мёртвую Татьяну Виноградову они
— А хороша!
— Нет, наш Андрейка чудный!
— Ужасно классный!
— Посмотрите на неё!
— Копыто, гляньте, весом в три аршина!
Крыло длиной размашистой в три пуда!
И вот уже народу на столах
варенья выставлены, мёд шипучий,
грибки, наливки, чёрные лепёшки
А с вертелов стекает золотистый жир
Не пропадёт ни косточки, ни крошки!
Сегодня в замке будет сильный пир!
ПЕРЕМЕНА ВТОРАЯ
БАЛЛАДА БЛАГОЙ ЛЮБВИ
Кейт-дурочка была шут королевы
считалась
но ходила где хотела
Гуляла иногда
тогда
чего-то пела
и ей давали деньги
и тогда гуляла
Снегами утром Брейгеля охотник
слепыми шли
а думалось:
«Зачем?»
когда боишься в зеркало глядеться
и одеваешься по Франсу Хальсу
большими башмаками по земле
где чёрное взглянуло из-под снега
раскашливаясь мокрые ладони
к разбитой кашлем гру́ди прижимать
Слепыми шли и шли всегда-нибудь
Я не хочу!
А я хочу другое!
Однажды очень мокрая зима
чулки сползают
юбка из сукна
Когда однажды шла через поля
приподымая мокрый шлейф
а зубы
стучала вдруг фригийским колпаком
Однажды утром рано в тот же день
она решила где-нибудь уйти
Проснулась бодрая
шагала раскрасневшись
засунув руки в рукавицы Эндрю
закидывала голову на небо
и видела смешные облака
похожие на лёгонький убор
одной красавицы из перьев цапли
За ней уже гнались на лошадях
стуча копытами по ледяному
Кейт-дурочку поймали наконец
Кейт-дурочку схватили и скрутили
И как бродягу на правёж влекут её на ток
её бросают в страшный подземелье
где нет еды
и только с мокрых стенок
она тихонько слизывает влагу
живой язык прижав к шершавости камней
Потом её приводят во дворец
В дворцовых залах зимним хладом ясно
А только в зеркало руками подойдёшь
упрёшься цыпками
глазами застрадаешь
и является прекрасно
прекрасная красавица в уборе дорогом
с улыбкой белоснежными зубами
гладким молодым лицом
А над сверканьем трона королева
над королевой королём корона
кора дерев над скипетром души
Сейчас же королева произносит
увидев Кейт и всех придворных дам
и стражников и прочих горожан:
— Молчите, перед вами королева,
Ингардии и Рьенции регана!
И заломив ермоловые руки
она встаёт мариево и гордо
и пышная на поступь величаво
и вопрошает величаво и словами
совсем сурово посмотрев на Кейт:
— Как ты могла кого оклеветать?
Достойность Лавинии зачем пренебрегла ты,
оскорбляя этим?
— Нет, я совсем не знаю, — молвит Кейт
Но королева повторяет семь вопросов
Да, королева вторит семь вопросов
Кейт-дурочка в ответ взмахнулась юбкой
сделала смешной поклон
и показала попу королеве
и помотала головой немножко,
чтобы на шапке зазвенели бубенцы,
и косы тёмно-белые чтоб затряслись
Придворных дам хихикнули и ждут
что им ещё она опишет и расскажет.
Ведь то, что представляет людям шут,
того уже никто вам не покажет
— Ваше Величество! —
Кейт снова поклонясь
руками развела. —
Я помню вас ещё когда вы были
несчастною принцессой Розацвет!
А королева говорит учтиво
и милостно шутихе говорит:
— Всмотрелась бы в себя и поняла
что ведь и ты красавица
— Ну нет! —
Кейт взбунтовалась в героический ответ. —
Нет, я не посмотрюсь в дворцовые зеркал!
Ведь у меня есть зеркальце своё
и на груди его скрываю, как в каморке,
где нищенка тайком свои глодает корки
при свете свечки песенно прядёт
В том зеркале кривляется старуха
она моя печальная подруга
Скажи ему, что я его люблю
Эй, всем ай-кью!
Педолог
У меня тридцать пять
Я не понимаю, зачем этот первый муж занимался
полнотой жизни
любила
Второй третий
А это чей дом?
Анна Владимировна Мара Миша Максим Таня конечно Андрей
Капитан Глан или другой какой-то
Эллида
Врубель Сартр Эдварда Борисовна
Мелина Меркури уже умерла
Мой брат умер
— Какую красивую гречанку я видел в кино вчера на экране,
мама!
уже умерла
Медея
А чей это дом?
Но я однажды никогда не увлекалась
Мужчин я не знавала
кроме мужа
которого я тоже плохо знаю
тем более в гей-клубе никогда
на острове девической любви
ей молча подключают инженеры
она молчит, страдает и поёт
Меж тем кому ума недоставало
иметь какое-то число мужей
Я знаю, это очень тяжело,
особенно когда на свете тает
Но чтоб иметь опять мужей число
всем женщинам чего-то не хватает
Но у меня есть муж
Я не могу,
но я найду его,
но я его найду
Та женщина
она совсем прекрасна
она его похитила внезапно
она возьмёт его в свои тонкие нежные русские руки
она заставит обручальное кольцо
его носить
она его поставит на пороге
она оденет в лёгкие поруки
его с ночи́ босые ноги
Но почему нет в зеркале она?
И никто не будет отвечать родной язык
и никто не будет странную страну такую читать
Выслушивает молча королева
сосредоточенно и сожалея
затем спросила:
— Ну а дети есть?
Кейт-дурочка руками замахала:
— Нет, чтоб родить каких-то там детей, нет,
это совершенно не затейница
Вмешалась тут одна придворных дам
и говорит:
— Нет, чтоб иметь пожалуйста детей
ещё чего недоставало ей!
Кейт-дурочка руками заплескала
и отвечает грустно и стыдливо:
— Однажды я там шла, где непонятно
где зелено и молодые всходы
Растила дочь
Летячие пелёнки и косынки
и про́стыни ветрейшие
лежание младенчества на спинке
и маленькие толстые носочки
и в молоке — тарелочка — кусочки
ладошки ладушки бутылочка
сколько минут варить яичко всмятку
Дочь выросла и улетела в самолёте с Мишей
Дочь больше никогда и ни за что писать стихи
Дочь в сказочной стране Голландии живёт
и там поёт
— А дети есть? — спросила королева
Кейт-дурочка серьёзно отвечала:
— Да, у меня есть дочь
от человека
но я его совсем-совсем забыла.
У мужа сын
от женщины той самой
которую он тоже всю забыл.
А впрочем нет
Или не впрочем нет.
Он говорит, что прежняя любовь
подобна запечатанной ячейке
в огромном улье человеческой души.
И он ещё сказал, что надо объяснять
лишь то, что людям может навредить,
а то, что нет,
то объяснять не надо,
не надо объяснять
Я шла однажды там, где непонятно
и я бывала там, где непонятно
но невозможно прибежать обратно
И королева отвечала строгим гневом на эти все слова
Наследный принц Аполлодор вступил кудря́ми в залу
и видит,
Кейт досталось на орехи
— Я примирю ваш спор, — он возгласил. —
Я примирю ваш спор. Вы два пространства,
которые не могут прикоснуться
друг к другу,
и поэтому не должно
пространствам тем друг к другу прикасаться,
как странам, которые границами кровоточа́т,
не надо алгеброй гармонию сверять!
— Вы правы, сын мой! — согласилась королева. —
Правители должны быть милосердны
должны в беседность проливать слова
и подданных большое вопрошанье
литаврами достойно завершать.
И сочинять нагое правосудье
должны правители Гримальдии людовой!
Принц улыбнулся и потёр очки бархоткой
Кейт говорила, посерьёзнев детски:
— Сегодня это время всё в конце
И не услышит никакая память
когда я говорю об этом думать
Я вам скажу когда-то откровенно —
Восстание уже идёт вперёд
И короли умрут
Наследник снова улыбнулся
— Да, Катя, это правда.
Вы свободны, —
поникнув, королева говорит. —
Правители должны быть милосердны
и потому одна свеча душистая и жёлтая горит
у зеркала,
которое уходит
Сегодня во дворце приём послов
Японские послы уже явились
улыбками отсвечивая залу,
как солнечные бледные лучи
Какие развлеченья нам предложит
мой сын?
Какие пляски диких московитских дев?
Принц предлагает пляски и вино
и скоморохов и труверов и герольдов
и баядерок танец живота
Они въезжать в таверну, где кофейня
Фью-ить, Макларен!
Качканар, айда!
И припадая к сумасшедшей гриве
Аполлодор летит в ночной гей-клуб
Там все свои,
приветствьям нет предела
Кейт-дурочка свободной вышла из ворот
подъёмный мост был поднят
и она свободной вышла на дорогу
Кейт-дурочка задумчиво брела
в своей руке играя пистолетом
Бежали тут собаки
но она
их пожалела выстрелить
На площади мельчит холодный снег
Скорей в кофейню
там уже темно
Там женщины японские мерцают
свой нежный стих
и нежный воск лица
А вечером в японском суши-баре
«Сайо́ри, Сайо́ри, Сайо́ри», — говорят
Там хорошо
там светит тёплый свет
Сайо́ри — это просто рыба сайра,
похожая японцам на лисичку,
из русской сказки милую сестричку
Скорей туда
где слуги и поэты
японского посольства веселятся
над водкой рисовой смеясь над чаркой
Но это всё неправда
всё равно привычка
в одной печальности
Кейт-дурочка
шагала в снегопаде,
её лицо среди раскинутой пурги
слезами глаз отчаянных сияло,
платок упал на плечи,
волосы растрёпанные
сверкают, как морозные узоры,
на стёклах окон радостной зимы
А в это время ехала машина
и в ней коней запря́женное цугом
бежалось много лошадиных сил
Украден пистолет,
застыли руки,
и замершим лицом гляделась вверх,
на небо,
где летит Пентесилея,
где амазонка юная чахотка,
где золотится золотом причёска —
убор волос над шлемом золотым
Стрела чахотки дурочке вонзилась в горло,
как Жанне д'Арк на крепостной стене
стрела вонзилась в горло
Это мне
Кейт-дурочка убитая лежала
она упала тихим муравьём
никто-никто не узнавал её
Все мимо шли и были молодыми
и хлопали в ладони
и плясались на больших ногах
и весело о смерти говорили
которая им нравилась почти
Кейт-дурочка убитая лежала,
упав на землю тихим монологом
Её подня́ли утром в страшный холод
в крестьянский гэльский дом перенесли
чашку можжевеловой водки влили в рот
и пирожок с капустой и морковью дали
— Да, я умру, — она заговорила, —
да, я умру,
но вы его найдите!
Он был высоким ростом нежный голос
волнистые на плечи разметал власы
обтянутый камзол худое тело
Я так люблю, когда он ласков был со мной
Мои он гладил щёки тёплыми руками
Пожалуйста, скорей найдите мне его
его найдите где-нибудь туда
Кейт-дурочка упала, мёртвая была
И много целых дней его искали,
и в городах на площадях искали,
и в деревнях на улицах искали
Но имени такого не нашли
Звезда́ми ночи зимние сверкали,
Горячие лучи дорогу жгли.
И долго многих лет его искали.
И никуда такого не нашли!
ПЕРЕМЕНА ТРЕТЬЯ
БАЛЛАДА ТОСКЛИВОГО ПОЕДИНКА
Там,
где Восточная Бирюллия уже совсем не граничит ни с кем
там там там
живут совсем особенные бирюллийцы
они с хвостиками.
Это далеко от большой столицы
очень далеко
Они живут одинокие и немножко гордые
А в это время в столице
в большом дворце
в большой серебряной комнате
советник Лазарь
колпаком со звёздами кивая
принимает просителей
И вдруг
старая хвостатая мать-бирюллийка прибегает
Она
просится-умоляет пустить её к правителю
к этому прекрасному благородному герцогу Андреа Габри
И пропускает-впускает несчастную советник Лазарь
И в малом тронном зале обомлевает бедная
от блеска и сверкания
Герцог Андреа Габри сидит прекрасный несказанно и несказанно чудесный
на прекрасном троне из слоновой кости
Боевые волки выстроились вдоль стен гобеленовых
блистая щитами
И упала на колени старая хвостатая мать-бирюллийка
и заломила худые руки морщинистые голые
Она плачет бледными глазами-луковицами
И подрагивает куцый хвостик в прорехе заношенной юбки из линючего ситца в мелкий цветочек
И закричала:
— Спаси и сохрани!
Оборони!
Потому что страшный чудовищный Ахёл нападает на нас и похищает наших дочерей!
Он... он...
Его парень Анёлу дочь мою подкараулил
обещал ей леденец на
на на
на палочке! —
слезами залилась горестная мать —
на палочке и жениться ...
И
отдал её, мою Анёлу,
всем своим товарищам
этим бандитам-разбойникам
на поругание!
И тут
усмехнулся клыкастым ртом боевой волк Фёдор
и говорит:
— Вот дура! Где это видано было, чтобы парни Ахёла
женились на хвостатых бирюллийках!
Но взгляд один грозный кидает Андреа Габри
и смолк боевой волк Фёдор
посерьёзнел тотчас
нахмурился даже.
— А леденец? —
спросил боевой волк Григорий —
Леденец он ей купил?
— Не-ет! — проплакала мать.
Переглянулись боевые волки.
— Седлать коней! — Андреа Габри приказал, поднимаясь
в свой высокий рост. —
А ты, Григорий, посади эту женщину перед собой на седло,
пусть дорогу нам показывает!
И позовите госпожу мою жену,
Султаншу Зелёных Островов!
И вступает в малый тронный зал
чернобородая Султанша Зелёных Островов,
шумя бриллиантовым шлейфом.
И сама помогает герцогу надеть рифлёные латы
и самолично застёгивает крючки панциря
И засверкала на груди стальной вызолоченная Горгоновая Медуза
Герцог
оружие взял в руку правую.
Изумрудами унизана
его великолепная мощная беретта-92.
И вот и мчится кавалькада
быстрая
как будто стрелы из большого лука стрелючего
И коней копыта — громким звучанием —
стук-цок-стук...
И вот и башни Ахёла
сложенные из костей убитых бирюллийцев с хвостиками.
Страшная пустота вокруг
И ветер сухой раздувает грязную пыль.
Слышно только: «У-у!»
И смутно очерчиваются высоко
толстые щёки ветра.
И приблизилась кавалькада к башне главной,
к донжону Ахёла.
Боевой волк Геннадий затрубил в рог.
И вот и выходит из ворот Ахёл в окружении своих головорезных парней.
Все в чёрных стрелковых кожаных куртках нараспашку.
Молча глядят друг на друга сумрачными глазами благородный герцог и Ахёл страшный.
И написан на лице Ахёла буквенными частыми и мелкими значками цинизм.
Вот полетела в лицо Ахёла перчатка благородная из тонкой замши посеребрённой.
Герцог и Ахёл начинают поединок-битву.
И смотрят на них парни Ахёла и боевые волки герцога.
Взмахнул Ахёл своим верным «Калашниковым»
Вскинулась беретта Андреа Габри
Скрестились оружейные стволы
Гром!
Летит беретта в душном воздухе
Вот Ахёл замахнулся деревянным прикладом пистолета-пулемёта «узи»...
Бой идёт не ради славы,
А ради того, чтобы спасти бирюллийцев с хвостиками!
И вдруг
один из парней Ахёла прыгает с открытым ножом и с криком:
— Смерть герцогу Андреа Габри!
Но тотчас боевой волк Семён
вскидывает свой пистолет-пулемёт Р-90
И
та-та-та-та-та
та-та-та-та-та
И
падает мёртвым Ахёл
и парни Ахёла падают мёртвыми!
Раздаются тихие голоса коней.
Герцог в кругу боевых волков спускается в подвал костяной башни.
Жалобно скулят в подвале девушки с хвостиками.
Они совсем голые
у них отняли платья
— Вы свободны, девушки! —
восклицает Андреа Габри благородно.
А они испугались, поджали хвостики,
потому что давно не называли девушками их,
а только сами знаете как называли...
Медленно выходят они из подвала,
тянутся унылой вереницей,
прикрывая лица
исхудалыми руками, согнутыми в локтях.
Тонкие конопляные нечёсаные волосы развевает хмурый ветер.
Cбегаются, подходят стайками хвостатые бирюллийцы.
Матери кидаются с крикливым плачем к своим дочерям,
срывают белые косынки с бледных своих голов, кутают голых дочерей...
Cтрого спрашивает герцог:
— Есть ли женихи у этих девушек? Я наделю этих девушек приданым.
Но молчат бирюллийские хвостатые женихи,
прижимая к груди такие транзисторные приёмники старинные,
какие уже и на свете не встречаются.
И тут опять вдруг происходит!
Выходит вперёд перед всеми Андрюха,
жених Анёлы,
которая горько всхлипывает в объятиях матери.
Андрюха взметнул свой пушистый хвост,
бросил оземь свой синий светлый шерстяной берет
и говорит громко:
— Я её и без приданого беру!
И засмеялся герцог
И произнёс весело:
— Молодец, тёзка! Хвалю!
И всё равно приказал раздать всем пострадавшим деньги.
И все всё-таки взяли.
Идут и поют:
— Вот кто-то спустился с высокой горы
Наверно это как раз о нём я думаю всегда
У него такие доспехи, что я схожу с ума
Он придёт, он вернётся,
потому что старая мать в своей одежде ветхой
ждёт его на дороге...
Они идут и поют,
а герцог отдаёт приказы певучим голосом:
— Башни взорвать!
Построить начальные школы!
Всем бирюллийцам с хвостиками дать оплачиваемую работу!
Боевые волки бросаются выполнять приказы.
А в комнате дворцовой с фонтаном
ждёт Султанша Зелёных Островов
причёсывая золотым гребнем чёрную бороду.
И входит взволнованный герцог.
Жена к нему бежит,
но он отстраняет её своей длинной красивой рукой.
— Так жить нельзя! — восклицает он взволнованно. —
Надо построить школы и ввести экзамены
по арифметике, по чистописанию
и обязательно по литературе!
Тоскливо молчит красавица чернобородая.
И произошёл разговор в столовом покое за ужином.
— Разве у них отпадут хвосты, если они будут сдавать экзамены! — сказала Султанша Зелёных Островов.
— Конечно, отпадут, если будут, — улыбнулся советник Лазарь. —
— Кто все экзамены сдал, у того хвостов нет!
— Ах, я совсем другое хотела сказать! — Султанша приложила кончик бороды к правой своей щеке. —
Я хотела сказать, что им не помогут никакие экзамены!
Им никто не поможет,
и ничто!
И закричал герцог:
— Ты циничная и злая! Не хочу тебя!
И примирить их не мог
миролюбивый советник Лазарь.
Поднялась на лёгкие ноги
кликнула огромную птицу Хурриет
воссела в её перья мягкие
и улетела.
Сидит в своём дворцовом саду на Зелёном Острове
на зелёном узорчатом ковре
и плачет
утирая слёзы кончиком бороды чёрной
И вдруг прилетает бриллиантовая маленькая пёстрая птичка Тути́-Тути́
звонкая звенящая как будто мобильный телефон
И вслед за ней
верхом на крылатом единороге
влетает в сад Андреа Габри!
— Как ты? — спрашивает он тревожно
— Плохо без тебя, — она отвечает. — Прости меня!
Её глаза полны слёз
Он говорит:
— Давай помиримся и будем пить сладкое вино!
И они обнимаются, мирятся и пьют сладкое вино...
Я так люблю тебя!
ПЕРЕМЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
ДАЛЁКО ОТ ВОСТОЧНОЙ БИРЮЛЛИИ
/Старинный роман/
Это было давно
и неправда
Это было в те славные годы
когда
правили нашей родиной славной
не эти
как их —
гоцреги!
А наши родные славные зянки
Это было
когда мы вписали нашу славную страницу
в нашу славную историю
в историю освоения Антропозаврии
Мы переносимся
на века назад, назад
Сквама — славная столица Восточной Бирюллии
Утренним нежным сверканием окрашены стены древней крепости
Привокзальная алая площадь
Со всех концов огромной страны стекаются сюда целоворбоды
В каждом городе, в каждой деревне, в каждом заводском посёлке
на просторах необъятных Восточной Бирюллии
мальчики и девочки мечтают выучиться в академиях Сквамы
и сделаться разведчиками недр глоегами
или ренджарами-строителями нового бытия
Там
в далёкой и вечной мерзлоте Антропозаврии
таятся обильные месторождения
тофаны и вуазены
Мы
вырвем их у грозной природы
Шумно
и весело на площади
Глоег Алексис Кавас целует Зану
Пылкий ренджар Дзебиро поспешно взбирается на Татьяну Эс
Бурильщица Аниаф дудит в серебряную трубу
Снабженец Шванштайн пробегает,
удерживая на толстом плече обеими руками
кипу стёганых доспехов труда
Корреспондент Мискам Глюклих летит корреспондировать
конька-горбунка
В морозном, свежем — под восемьдесят градусов по Реомюру — воздухе
разносятся звонкие девичьи голоса;
— Янама! Янама! Волшебные палочки уложила?
— В плетёном кузовке!
— Соня! Где шапка-невидимка?
— Да на мне, на мне!
Со всех концов славной великой Восточной Бирюллии стекаются целоворбоды
Здесь обвитые с ног до головы змеями кебазы,
украшенные перьями сирина далваки,
нореки в шёлковых мантиях,
браганды в меховых высоких шапках
Ну и конечно же славные бирюллийцы
Бирюллийцы хотят мира!
Молодёжь запевает весёлую песню:
— Натипак, натипак, сетинбулу!
Дев акбылу отэ галф ялборок!
Ну!
А вот и тилопомсоки в мягких шляпах из тонкого фетра
во главе с Ятимом Нимзуком
Они ренджары
Они тоже едут осваивать далёкую Антропозаврию
А вот
и появился высоко в небе
разноцветный караван кочующих туманов
Звенят колокольцы,
покачиваются на горбатых мохнатых спинах верблюдов облачных
мудрые кочующие туманы
Раздаётся внезапно
высокое ржание
огнегривых грифов
Колесница, сияющая, как солнце, примчалась
Огласилась привокзальная площадь кликами восторга:
— Да здравствует наш славный зянк Михал Габря!
— Вечно живи, отец наш Михал Габря!
И приказ голосом солнца взлетает:
— По коврам-самолётам!
И взвиваются ввысь ковры-самолёты
Едут, едут целоворбоды
Это
была великая эпоха
когда
бирюллийцы принесли учёбы свет антропозаврам,
научили их выписывать когтистыми лапами великие слова:
«Михал Габря»
И мы
копали, строили, ренджарили заводы
работали бесперебойно рудничные машины
Экономист Ганакари лопатой взмахивала
Ашас Киволов прокладывал прямую лыжню для Татьяны Эс
Наши девушки-лекарки храбро купировали хвосты антропозавров,
превращая свирепых и неграмотных антропозавров диких
в людей бирюллийских образованных
И сказочник Нёмес Никпил
храбро сочинял предания антропозавров
Это было давно и неправда
И никто не поймёт сегодня
потому что
умирают читатели текста «Далеко от Эм»
Они уходят
Уходят бабушки и дедушки
Уходят: Марина, тётя Катя, Валентин и Андрей Иванович
Уходят открытки, чашки и алюминиевые ложки
И Таня, горькая переводчица Рильке,
уходит.
Уходят все
уходят их тела
И только Лазарь не уходит
Лазарь приходит!
И, значит, никто не уходит
Все приходят
все только приходят
Но куда?..
ПЕРЕМЕНА ПЯТАЯ
ИНТЕРЛЮДИЯ
Ночью тихо лежала и думала о твоих сосках на бледной тонкой худой твоей груди
Маленькие-маленькие
беззащитные, потому что бесполезные
Зачем соски на мужской груди?
Мужчины когда-то кормили детёнышей?
Я прижималась ртом к маленькому-маленькому твоему соску
и бережно-бережно посасывала
Мне было очень ласково
От ласковости катились слёзы
Моё лицо прижималось к твоей груди
Мы договорились встретиться в метро
Ты пришёл через два часа
после уговорённого времени
Ты бежал
прятался за колонной
бело́ нарядной
и смеялся тихо
целовал мои ладони
Моя любимая белая мраморная станция «Кропоткинская»
Ты потерял перчатки
Ты всё потерял
Я люблю тебя
Ты много выпил где-то
Мы поехали дальше, домой
до самой далёкой станции
Там было маршрутное такси
остановка возле кафе «Имеретия»
Ночь
Окраина большого города
Была темнота — фонари были редкие
на высоких столбах, как будто бледные худые
парни? ребята? —
не знаю, как это сказать
Свет был очень бледный и тревожный
Троллейбуса надо было ждать долго
Мчались разные легковые машины
тревожно почему-то
Из кафе «Имеретия» пела грузинская музыка
В тёмном круглом животе маршрутного такси ты бормотал непонятное
людям пахучим зимней своей одеждой
Потом я вела тебя через очень снежное поле
к домам высоким
которые я называла
башнями братьев Лимбургов
Ты шёл неверно, неверными шагами
в чёрном пальто
в своей всегдашней тёмной шляпе
Мой высокий высокий худой
Мой средневековый западный европеец
Мой русский человек
Там было страшно
Один раз ты пришёл с разбитым лицом
и я стирала твою окровавленную рубашку
Я уложила тебя
Утром ты целовал мои ладони
наклонившись бледным лицом бледными тонкими губами
детски серьёзным выражением лица
Я не знаю, почему это было счастье
Я знаю, это было счастье
Я не знала, что это было счастье
Я знала
ПЕРЕМЕНА ШЕСТАЯ
КРЫЛО
В девять тысяч двести сорок первом году
от первого дня празднования великих страд
герцог Андреа Габри отрёкся от престола и принял имя «Андрей Гаврилин»
перед многотысячной толпой на площади Ри́а-Ган
добровольно
и всегда мечтал
о реформах
и надеялся на лучшее
Восточная Бирюллия стала президентской республикой.
На фотографии —
жители Ларьяны
самой отдалённой области Восточной Бирюллии
идут дружно впервые в жизни
голосовать
Видны надписи на плакатах —
«Мы голосуем!» «Мы голосуем за Марию Ходакову!»
Это Ларьяна
все в пальто, в медвежьих зимних шапках на головах
и женщины в пуховых платках на головах и на плечах
Потому что в Ларьяне всегда зима.
Бирюллийцы с хвостиками получили равные права, они тоже голосуют!
На фотографии —
Антон Вотаб и Йе́скела Вее́хим опускают бюллетени
Ане́ле Авее́дрог объясняет бирюллийцам с хвостиками
что такое бюллетени и выборы
Ясно видны большие надписи на плакатах —
«Мы идём голосовать!» «Мария Ходакова наш президент!».
Президентом была единогласно избрана Мария Ходакова
Главным говорителем парламента была избрана бурильщица Аниа́ф
Мария Ходакова получила неограниченные полномочия
министром культуры назначила возвращённого из ссылки
бывшего тилопомсока
а ныне гражданина
свободной республики Восточная Бирюллия
Яти́ма Нимзу́ка
Во главе нового министерства дел
был
избран Александр Воловик
Начали строить новую жизнь
думали о счастье
На очень наглое требование Килении отдать половину территории
ответили отказом
И тогда
на молодую новую Восточную Бирюллию
напала Киления
она сделала коалицию
из этих разных страшных государств
Латье́, Сари́на, Брау́га, Гарья́на
встали на её сторону
Она напала без объявления войны
Но ранним утром во всех городах и деревнях Восточной Бирюллии
по земле утоптанной и по улицам мощёным
раздался стук ботинок, сандалет и башмаков, и летних туфель
Это мужчины и юноши бирюллийцы бежали в свои военкоматы
Они уходили добровольцами на фронт
Женщины и девушки плакали, вытирали слёзы и шили обмундирование
Киленийские мотоциклы и брауганские танки продвигались вперёд
как движения саранчи в страшном Откровении
всех бирюллийцев убивали, никого не брали в плен
Много территорий было захвачено и оккупировано
Но армия бирюллийцев стала большой и сражалась
было много полков
Командиром армии был Владимир Строчков
тогда он уже не мог ходить и его приносили в специальном переносном кресле
он всех ругал матом и сурово учил
он был командир-отец
он был танкист
он был в очках с внимательными умными глазами
он был лысый большой и толстый,
как будто непонятная статуя восточного бога
Была армия
но не было союзников и самолётов
И тогда Мария Ходакова
в простой белой кофточке
в простой длинной тёмной юбке
в простой причёске с чёлкой
и со своими добрыми глазами,
похожая на картину Лукаса Кранаха
принцессу Сибиллу и Катарину фон Бора
была принята королевой Ингардии и Рьенции
беседовала с премьер-министром Даргании
Восточная Бирюллия получила союзников!
Они сражались на стороне Восточной Бирюллии
«Мы должны сражаться вместе, — говорила Мария Ходакова, —
иначе вас всех захватят и убьют».
Александр Воловик не спал ночами —
и разработка самолёта военного ГАЯЯ-9 была закончена
Александр Воловик думал о крыле
Хаяо Миядзаки прилетает
он думает о крыле
Ветер летит
Мы поможем Восточной Бирюллии!
Мария Ходакова тайно была переправлена в дом Хаяо Миядзаки
Разговор длился восемь часов без перерыва.
На фотографии —
Хаяо Миядзаки приподымает чашечку сакэ
над плечом с гербом чёрного боевого кимоно —
тост за свободу Восточной Бирюллии!
Хаяо Миядзаки будет помогать
Все конструировали и строили новый самолёт — ГАЯЯ-9
В Ларьяне всегда зима и очень холодно —
но все работали —
строили самолёты боевые —
для борьбы с врагом
Ларьяна очень далёкая от всех фронтов —
туда никогда не доберутся враги
Поэтому в Ларьяне построили заводы
Вы не знаете, какой самолёт ГАЯЯ-9?
ГАЯЯ-9 разноцветный самолёт с красным цветом
Он был одномоторный самолёт
он был истребитель
он был бомбардировщик
он гнался за всеми вражескими самолётами
он сбивал их
он сбрасывал бомбы на вражеские аэродромы и разные базы
У него была очень простая конструкция
чтобы его было легко изготовлять
Воздушные бои были его стихией
он был высотный истребитель-перехватчик
В Ларьяне работали бесперебойно заводы
все люди трудились по двадцать четыре часа в сутки
Теперь у Восточной Бирюллии стало много самолётов
Франсуа Вийон вылетел к Альберу Мирлесу и Михаилу Шику
для переговоров о создании нового полка
Договор с Ингардией и Дарганией заключён
о создании полка
«Ингардия-Даргания» полк будет называться
Франсуа Вийон возглавил полк «Ингардия-Даргания»
Самолёты летят в воздухе
Ингардийцы и даргианцы сражаются в специальном полку организованном
За свободу!
Лётчики Восточной Бирюллии защищают родину
Биби-Иран, Полина Гельман, Ани́ Рам-Аво́ксар
и султанша Зелёных Островов, жена Андрея Гаврилина —
лётчицы.
На фотографии —
бывший герцог Андрей Гаврилин на тренировке
на вышке устроенной на площадке донжона родового замка
Он готовится прыгать с парашютом.
Впереди всех летел Франсуа Вийон
Андрей Иванович — его механик —
«Мой поэт,
самолёт
к боевому вылету готов!».
На фотографии —
Андрей Иванович и Андрей Гаврилин.
Они вылетали — Франсуа Вийон и Андрей Гаврилин —
ведущий и ведомый —
ведомый и ведущий —
сбивали киленийские самолёты
Дымились чёрными полосами-лентами хвосты вражеских самолётов
Франсуа Вийон вступил в бой с двумя самолётами врагов
Началась лобовая атака
Франсуа Вийон обстрелял и подбил самолёт врага
Франсуа Вийон сделал разворот
и ещё один самолёт сбил!
Франсуа Вийон и Андрей Гаврилин умели сражаться в воздухе
они владели воздушной стрельбой
Они летали на самолёте ГАЯЯ-9
Они были снайперами и умели поражать врага наверняка —
с первого выстрела!
Ручку от себя — и пошёл в пике!
Ручку на себя — и пошёл вверх!
«Лечу!» — кричал восторженно Франсуа Вийон,
раскидывая руки,
отрывая их на миг от управления самолётом.
Победа!
Победа вбежала радостная,
заполошная как внезапный салют
И счастье,
огромное как динозавр
необыкновенное счастье первого дня победы —
смех, песни, объятия,
танцы топотом под аккордеон
Франсуа Вийон и его механик Андрей Иванович подняли знамя свободы-победы
на остром шпиле главной башни
в столице Килении, в городе, взятом в тяжёлом бою.
На фотографии —
Франсуа Вийон, Андрей Иванович и Мария Ходакова в лётном шлеме
стоят втроём, обняв друг друга за плечи,
на фоне большого крыла боевого военного самолёта
ГАЯЯ-9.
Мария Ходакова рассказывает.
Семилетней девочкой она увидела самолёт.
Она очень хотела увидеть самолёт и очень хотела летать!
Она говорила:
— Знаете, как это было?
Мне было семь лет
Я очень хотела увидеть самолёт
Мама вела меня посмотреть, как взлетают самолёты
Это был её подарок на мой день рождения
У неё не было денег, чтобы мне купить
какую-нибудь игрушку
И я не хотела игрушку
я хотела увидеть самолёт
Мы долго шли
я погналась за жуком
низко летящим
но он быстро улетел от меня
Трава
она была в цветках земляники
здесь пели и царили насекомые
огромные кузнечики
яркие жёлтые белые бабочки
Синие птицы громко пели в листве ветвей
Мы были бедны
мы были простые бирюллийцы
Моя мать — Маргарита Алексеевна Авещи́лес
работала в две смены экономистом в старом министерстве дел
Она вырастила меня
Мой отец бог Сварог
я редко виделась с ним
только когда он прилетал из лесных чащ,
размахнув огромные тёмные крылья
Тогда в нашей Восточной Бирюллии было только пять самолётов,
и все они не были боевые.
Я увидела самолёт, большой и гудящий,
как будто очень большой жук
в воздухе летнем,
где внизу, на земле,
тёплая зелёная трава.
На фотографии —
маленькая Маша и её мать.
Я думала:
«Как хорошо в небе —
летишь, куда хочешь, и никто тебе не мешает,
хочешь — в Африку, хочешь — в Неаполь или в Париж,
или совсем-насовсем в далёкое Лукоморье...»
ПРИМЕЧАНИЕ
В стихотворении варьируются мотивы рассказа Марии Ходаковой «Там, высоко».
|
