Литературные проекты

Ной

Ты пребываешь в точке. Сатанинский плащ,
как шёлковой сетчаткой, загребает воздух.
Ну, как здоровье, ваша светлость, хрящ?
Что в шляпе? Ветка бузины? Мучная роза?
Вишу на волоске меж двух железных вод
и мастерю челнок из скорлупы яичной.

Тут сядет кошка, тут — собака. Небосвод,
меж двух ресниц — где водоросли, земляничный.
Не заблудиться б нам в пелёнках Арарата,
среди цветов и трав, зачитанный букварь.
Взмахну веслом-хлыстом, журча хрустальней мата,
и поплыву к корням, где птица государь.

1982

* * *

когда-то давно
сегодня
я знал что есть старик
не спускающий с меня глаз
и я не боялся башни
с железным акробатом
и моя любимая
не подметала двор
старой девы
которая где-то
косила траву

когда-то давно
сегодня
сжимаю в руках
дым
лица

1977

Прогулка

Меня в колясочке вывозят на прогулку
какие-то люди показывают облака и говорят
смотрите какие красные
я говорю да какие красные
они показывают лес и говорят
смотрите какой красный
и я боюсь открыть глаза а вдруг зелёный
они показывают звёзды и говорят
смотрите какие красные
я говорю да какие красные
и боюсь а вдруг я дальтоник
они показывают женщину и говорят
смотрите какая красная
я говорю да какая красная

Меня заносят в комнату
с которой сползают красные обои и говорят
теперь убедились что мир красный
и закрывают красные ставни

1977

Прощай

Прощай улыбка
когда ты возникла из пены город заливало море
и маленькие капитаны плыли в бумажных корабликах
девочки ловили блузкой голубое мороженое
забытый скрипач играл на волне
в его шляпе сидела чайка штопая клювом дырявый

Прощай дурочка
где-то на кладбище влетев с одиноким вздохом
ты раздавала цветы простую траву моря
нелепым шутникам чтобы в мире стало просторно
словно никто не умер и никогда не умрёт

Прощай
на расстоянии поцелуя было море от неба
и какой-нибудь мальчик простак шалопай
мог пожелать богу спокойной ночи
и покатиться ко всем чертям
за футбольным мячом или за рогаткой

1981

Голова Батыя

С тигровой лилией — синявка,
плывёт с медузой — королёк,
сиповка с клёкотом подранка
поэту дарит василёк.
О сёстры, идеалов сёстры,
вас на смычок брал Леонид!
На берег выбегает острый
печальный чеховский гранит.

Сестёр за косы тянет к небу,
а те, телесною волной,
кричат фаллическому хлебу,
чтоб фаллос обернулся мной.
О бремя стадных идеалов!
Их снова пьёт сивухой чернь!
Молитва, словно член, упала.
Прижался к ней имперский червь.

Не говорите о святынях,
рабы рабов, любви кастрат,
глотала пеночек в пустынях
пещерной вульвой дева-блядь.
Сестёр насилуя, как в розах,
на гордом бешеном говне,
осеменяла папироса,
скакая на слепом коне.

Раздвиньте ноги золотые!
Пусть вас осеменит любовь,
чтоб когти и клыки Батыя
от целомудренных лобков
подальше улетели в степи.
О, как наивен мой финал!
Я взял бы голову за стебель
и в спирт лебяжий окунал!

1 июля 1992

* * *

Тебе созвучен, Ангел мой,
Природы первозданный строй, —

Где словно эхо в древних сводах
Дробится свет на плавных водах
Не проникая в глубину

Не проникая в глубину
Где губы рыб как будто знак
И мрак — скорей голубизна
В трёх отражениях — испуг
Столкнувшихся губами вдруг
Не нарушает тишины

Не нарушая тишины
В плену зеркальных отражений
Скользят изменчивые тени
Над золотистой картой дна
Летят стремительно без сна
Ни в чём себя не повторяя

Ни в чём себя не повторяя
В невозмутимый строй природы
Гармонию вдыхают воды.

Мой Ангел, мой, — и ты роса
Моя, вода моя, — слеза...

1981

* * *

Здесь только мы
И столько тьмы
В зеркальной глубине воды
И дым над нами
И сады
И только...
Чуть горькая была еда
И та
Исчезла только зля
А зря
Так далеко земля
Вот только...
А большего иметь нельзя.

1981

* * *

Тронул паромщик воду,
тихо смеётся: «Стикс...»
Дни покатились к холоду.

Дни потянулись — до одури
терпким вязанием спиц
на колесницах детских,
парками, полными к по́лудню,
и сиротливо-дерзкими
в ночь, кровоточа лист, —
дни протянулись тошно...

К праздникам, для народа
ловкий спешил художник
запечатлеть на холст
немного мёртвой природы, —
не обязательно птиц,
но, непременно, — легко.

1982

Из книги «Осень сама день...»

* * *

Сказано:   у т я  л е т и т   в небеси.
Только успел, что доселе лепечет, —
только не понял, язык прикусил
и побежал, побежала навстречу.

Сказано: стой. Не кричи, не кричишь,
слушай меня, здесь тебя закопают —
всех обманул, опираясь на палку,
шёл и махал половиной ручищ.

Больше ни слова — на краешке пуст:
долго гоняли по краю кордона.
Только бы сдохнуть подальше от дома —
на ночь в лицо разгоняется куст.

Вот и не стало тебя во плоти:
речь на верёвку, пчелу на тарелку —
счастье одно, что когда-то успел ты
слово  к а з а т ь   м а м и   у т я   л е т и т.

* * *

Можно опомниться. Нас отложили на годы.
Будет великое поле и в нашем дому.
Здесь мы, на восемь церквей мы одни имена — лишь названья Природы,
где мы когда-нибудь снова услышим подкову, но только одну.

Только одну, но такую, с которой отпето
всё, что в тяжёлых словах избежало звучанья, болезней, чудес.
Здесь вырастает гречиха не каждое Божие лето,
и отнимается речь у травы, зацветающей здесь.

Скрыться от холода, всласть уберечься от лиха
нас отложили, но как рушники, перестлав через руки и реки озёр,
там, где в назначенный срок окрестится собою гречиха
в жёлтых очах у восьми побелённых сестёр.

Парк memorial
Отрывок

...Но помяни, когда войду в сосновый парк,
что на опушке избами отмечен,
когда видней становится, — не пал,
                                                    а канул вечер.
Свет сильнее речи.
Но — слово — он в себе ещё сильнее, свет.
Как быть?, уже не лес, а лань мелькает,
её тропа теряется в листве, на небе,
привязанном за кроны пауками.

Мишурный миф растёт. Неслышима вода.
Какого сердца здесь вчера не стало!
Где просека? О, будущий майдан!
Застава!

Мы дети здесь, а видимо — враги,
наш говор извести́ хотят чужие:
Кто говорил, мы были здесь? Беги.
Не говори, мы были здесь. Мы жили
там,
где
такую ложь спасёт её закон.
Сосновый парк: паломничество хвои
к ногам того, кто, знаками влеком,
освежевал зарубками живое...

1982–1983