Воздух, 2014, №4

Дышать
Стихи

Моя украинская семья

Елена Фанайлова

* * *

Любовь даётся только трудом.
Не заслуживает труда.
В известном случае это война.
В другом — движение сна.
Движение диких сил.
И если ты ею ведо́м,
Легко достигаешь дна,
Хотя о том не просил.

А там и тени, и крылья ресниц,
Начала зла и простое зло,
Рисунок ладони, складки ума
И быстрые лозунги Путин хуйло,
И медленные полёты синиц
И почерк семи страниц
Твоего письма

Письмо до тебя идёт далеко
И слишком долго, и в молоко
Уходят пули, и табльдот
Не всегда бывает хорош

Что ты предложишь — яд или нож?
Бинты, иголки и йод?
Лезвия не хочу
Пред тем, как лицо на стекле сотрёшь
Перед тем, как показаться врачу
Пред тем, как нас всех сотрёт?


* * *

Зима в Белграде. Мир в тетради.
Хочу увидеть эти улицы
Князей и королей в снегу.
Хочу уехать с Леной, с Леною моей
На острова весной.
Я больше не могу
Всё время думать о войне.
Не думаю, что и она забыла.

Покоцанные эти мостовые,
Поруганные, но живые,
Европа бедности. Огни библиотек.
Ступени университета. Гордость и предубежденье.
И русский мир, и европейский мир.
Следы любимые растаявшие
Январь не любим обе
Но хотим
Отметить Новый год
С шампанским и хлопушками
С Леною моей
В шелках и масках,
В валенках, в чулках высоких,
В театральном гриме,
Как с Бо́яном они шутили.
С пепельной блондинкой Зоей,
Лет трёх теперь.
С Корнелией и русским мужем
Корнелии, он говорит с утра:
Ты у компьютера? Что Путин?
До сих пор не умер?
И настроенье портится.

Мы вспомним наших мёртвых.
Лёд и вино. Мы красим ногти в алый.
Мы носим чёрное. Мы элегантны,
Когда идём к онкологу.


* * *

Трансвестит моя мать
Мужчина и женщина
Новая любовница любовник отца
Они живут в Париже
У него практика
У них шикарный дом
Два этажа
Он не хочет обсуждать со мной эту связь
Просто пригласил меня в гости

В реальности я готовлюсь
Отправить его на онкологическую операцию.
О мачехе даже не упоминаю.
Его заслуги
Перед отечественной медициной
Ничего не значат,
Как и мои жалкие взятки:
Палата на шестерых.
Трое прооперированных
Свистят в свои горловые трубки
И играют в карты,
Пока он пытается читать Монтеня,
Как воробей на жёрдочке.
Как Ван-Гог в повязке на известном автопортрете.
Опыты, том первый.

Он она в Париже выдаёт себя за мою мать,
Пытаясь управлять мною.
Ты же умерла, вспоминаю во сне.
Ну и что, говорит он она, посмеиваясь.
Умерла, знаешь ли, возродилась.
Главное, ты моя.
Ты полностью моя.

Кстати, познакомься с этим прекрасным сербом.
Это мой будущий любовник.
Он отлично говорит по-французски.
Ну как, идёшь с нами на вечеринку?

В этом сновидении важно,
Что мать знала французский


Теория переговоров

Пальцы твои и твои коленки —
Вот то, что меня реально волнует.
Глянцевые журналы
Сообщают нам, что девочек
Интересуют глаза и попа.
Как и мальчиков.
Да, ещё наша грудь
И ваш член.
Это просто притча во языцех.
Инструмент убийства.

Знаешь, мне порой не нравится даже твой ум,
Не говорю о форме черепа.
А твоя стрижка просто смешна.
Обыкновенный фашизм.
Так что разговор о члене
Попросту неуместен.
Но твои кисти и твои коленки
Их волшебная форма
Заставляют меня дрожать от нежности
И думать о тебе
Как о самой важной любви моей жизни.

А теперь переходим к списку претензий.
Меня всегда удивляла эта манера
Думать, что ваш член — это главное.
Вообще-то человек — это его лицо,
Глаза, улыбка. Наконец, то,
Что и как он говорит.
У вас есть другие органы:
Печень и лёгкие, страдающие от алкоголя и никотина.
Сердце, страдающее от любви и обиды.
Мышцы и суставы, страдающие от компьютера
И занятий спортом.
Мозг, страдающий от рабочих нагрузок,
Но всегда умеющий всё объяснить
Нам, идиоткам.
Даже когда вы орёте на нас,
Когда думаете, что орёте на начальника.

Ясное дело, в нас, девочках,
Главное — это сиськи.
Пользоваться ими
Нас обучают на русских военных сборах.


* * *

Не думала о вас.
Не колдовала
Признаться
Не то чтобы тоскую без тебя
О сердце братца,
Сестрицы сердце —
Тоскую я о вас,
Мои красавцы.
Ну признаю́сь, что в одиночку выпивала.

Война идёт войной.
Вы только предо мной,
Мой страх и ваши лица.
Вы оборотни, как и я,
Волшебные лисицы.
Мир между нами как туман.
Проекции теней, экран печали.


* * *

Какое-то древнее древо,
Как снилось однажды Елене.
Был её сон об Андрее.
Поколения за поколениями.
Люди земли, крестьяне.
Учителя, священники, военные, врачи.
Дома дедов.
Переплетённые ваши колени.
Восковые и огненные,
Каменные и деревянные.
Ваши сердца как одно.
Ваша душа, решающая, как нам быть.
Вы моё сердце.
Ум моей головы.
Сердце славянской Европы.
Вы мои лёд и огонь.
Вы мои непонятные вчуже поступки.


* * *

Терпение. У тела нет границ.
И жар, и хлад, и тьма.
Вот так и достаёт свинец
Мои сокровища ума.

Цыганский мир, гражданская война.
Ты удовлетворена?
И губ твоих отчётливое: на,
Не, ни
Среди резни.

Мы здесь явились вовсе не людьми.
Деревьями. У нас гроза.
Мы глубоки, как раны, как ремни.
Следы колец
И шрамы от ремней.
У нас была великая страна.
Но мы в тревоге друг о друге, не о ней.


* * *

Дочь генерала, сын полковника
Встречаются на первом курсе
Среди волшебного шиповника
В одной провинциальной бурсе,

И свадебные фотоснимки
Свидетельствуют: однолетки.
Никто, себе самим немые
В позднесоветской фотоклетке.
Её супруг, его супруга.
Они чужие друг для друга,
Но постоянные соперники
И виртуальные любовники.

Она обиду затаила бы,
Когда бы смысл имело это,
Когда летят снаряды света
На граждан тёмного вилайета,

И медленно пройдя меж пьяными
Гуманитарной катастрофы
Дыша бомбёжками и ранами
Они писали эти строфы

Не стоит муки это сердце
Европы, яблоко на блюдце.
Они последние имперцы
И пламенные честолюбцы.

Они отличники запаса
Они срывали эту кассу
Они в уме танцуют. Миру
Легко представить эту пару.
Они включают редактуру
И Константин берёт гитару

Как тень теней и врач терпенья,
Признаться, я была не рада
Когда встречала ваши тени
В кафе Стамбула и Белграда.

На узких улицах Сараева
В сокровищницах печали
На площадях европровинций
Меня любовники встречали.
У них бывали ваши лица.

Как всё невесело устроено.

Зачем вы здесь, в моём уме,
Расположились, в самом деле,
В восточноевропейской тьме,
В её трагической постели?


* * *

1. Донецкие выборы 2014

Бесполезные смс
В зону военных действий.
Девочка адресат.
Вызвалась ехать сама.

Выборы на Востоке.
Огонёк в степи.
Бой за аэропорт.
Город уходит в песок.
Город уходит под лёд.
Думала я,
Их поколенью
Не достанется эта судьба.


2. Воронежские выборы 2002

Ночь на дворе.
Огонёк в степи.
Русский чудовищный март.
Холодно, блядь.
И машина сломалась.

Ну ладно, пара смс.
Первая мобильная связь.
И Серёжа недалеко.
И брат со мной.

Санитарки дурдома
На микрофон говорят
О репрессированной родне
Об эвакуации под Питер
И что надо сказать Путину,
Раз я журналист из Москвы,
Передать ему прямо в Кремль:
Володя, ты наша надежда.
Детка, прекрати эту войну
В Чечне
И добавь нам к пенсии.


Стихи Жадану

1.

Это твой ум, твоё пониманье мира.
Честь, закрытая ночью огнём, а днём — непроглядной тьмой.
Ясность ума твоего меня всегда подкупала,
Королевская ясность ума, где видны добро и зло.

Мир стоит пред войной, ты предо мной
В чётком астральном теле, военном свете.
Сила и слабость, ты выбираешь разум.
Родина или смерть. Правда или позор.

2.

Тебя погубит эта (моя) страна
Её военная математика
Её спецслужбы
Её иллюзии и конструкты
Её беспринципность
Её лживое гадство
Но мне нравится твоё бешенство

Вряд ли мы договоримся

Эти твари, эти демоны империй
Им нужно вырвать язык
Тебе и мне нужно вырвать
Из общего разума
Нашу уверенность в том, что они говорят нашим языком
Нашу уверенность в речи
Не нужно делать своё тело
Их прямым заложником

Будь хитрее
Я хочу, чтобы ты был цел и невредим
В самом центре адского огня
Используй разведку
Вербуй предателей
Держи пистолет под подушкой
Бей им под колена, режь им сухожилия
Иначе мы не справимся
Нас предают со всех сторон
И только ты
Не предатель мне

Ты должен мне верить
Иначе мы не справимся

Мы — ум этой войны
Всё зависит только от нас

Дети городских окраин,
Мы держим в карманах кастеты и газовые баллончики
И в сердце — главные слова
Для отпевания солдат и бандитов


* * *

Я спрашивал тебя о нём, поскольку я отчасти он
Нет, не спасти во мне ума. Что мне сгоревший батальон.
Какая есть во мне вина и правота и страшный яд
Империя ли я или её распад
И сердцеед я, и убийца, и победитель, и покойный.

Сегодня снилось, что отец
Насиловал девицу без руки, сестру.
Она лежала на полу, по локоть правая рука
Отсечена, и он вонзает нож ей в ту же руку.
И кровь течёт венозная. Она же извернулась
И не глядя спокойно так одною левой — нож в его лицо
И с радостью кромсает глаз, язык и щёку.
И добивает, проникая в мозг.
Проснулась с удовольствием. Прости.


Моя украинская семья

Вторая бабка

В детстве я её не любила
Она всё время молчала или мрачно шутила
Её русский (как потом выяснилось, крымский грек
По деду) муж попал в плен под Смоленском
И погиб в концлагере в 44-м

Не обращала на нас, детей, никакого внимания
Её интересовала только её корова
Доить вставала в 4 утра

Её молитвы перед бумажными иконами
Николая Чудотворца и Богородицы
В окладе из дешёвой жёсткой фольги
Меня просто пугали
Кружка парного молока в 6 утра
Раздражала
Особенно соринки в кружке
Но в целом вкус
Мне нравился, и я терпела
Ранние пробуждения, чтобы заснуть
До общего семейного подъёма
Обычно в девять

Благодаря умению доить
И знанию устного немецкого
Она выжила сначала в коллективизацию,
Когда её, дочь раскулаченного харьковского крестьянина,
Отправили в немецкий кооператив в Россию,
А потом она попала в оккупацию.

О том, как самолёты заходили над Доном
Как бомбили мосты
Как добры были потом немцы и венгры
И как мальчики катались на трупах,
Облитых водой, как на санках,
Мы с братом узнаем уже от отца

Её руки были сухими и жилистыми
Она никогда меня не обнимала
А когда обнимала, лучше бы этого не было:
Её мозоли царапали мне спину
Прикасаться к ней было неприятно
Да она и сама этого не хотела

Она ужасно готовила
Всё, кроме ухи.
Даже борщ, что странно для украинки.
Её завтраки были пыткой
Её сырники всегда подгорали
Ребёнку достаточно, чтобы бояться такой бабки

Но когда я выросла,
Мне всё больше стал нравиться
Её мрачный аутизм
Её железный характер
Её манера ставить мужиков на место
И не бояться их алкогольного безумия
Я это застала в 11 лет

Её второй муж был запойный
Из обрусевших ещё в 19-м веке немцев
В их деревне делили москалей и хохлов
Просто по предкам, без эмоций.
Её фамилия по отцу была Пьяныця
А уличная — Петрова
Она прятала деда Петра
В своём погребе почти до войны
Пока он не умер
Его похоронили в огороде
Он сбежал с этапа на Соловки
Её мать умерла на этом этапе
Отец потом говорил, что на юге
Воронежской области
Слабо работали спецслужбы

Вот что я должна сейчас чувствовать, что?

Она ловко чистила рыбу
Ершей, подлещиков и карасиков
Пойманных сыновьями на Дону
В процессе мелкого браконьерства

Мы ездили к ней с отцом
На кораблике с воронежской пристани
Через волшебные сине-зелёные шлюзы
Через реки Воронеж и Дон

Сердце ребёнка замирало,
Когда они опускались и поднимались —
Через огромные меловые горы —

Мне до сих пор снится,
Что я легко, как сильная рыба,
Плыву в этом сложном мире большой европейской реки,
С её водоворотами и водорослями,
С затонувшими кораблями, с глубоководными тайнами,
С пятнами мазута и бензина
С дебаркадерами и пристанями,
Чтобы к ней добраться по Дону, к её белому украинскому дому
С мальвами у забора.


Первая бабка

Первая — потому что мамина.
Мама — основа ума моего
И сердца. Бабка как пьедестал —
Грудь двенадцатого размера, бог кормления всей семьи.
Её борщи я варю до сих пор.
Она была моей богиней. Я не могу её критиковать.
Хотя есть за что. Сейчас она была бы за Крым.
Как в своё время за Сталина.
Её можно понять.
Дочка украинского батрака

Поселения украинцев
Были обычным делом в наших местах.

Он пошёл на заработки в столицу и бросил семью,
Четверо детей.
Она бросилась в революцию. Нашла себя в ней.
Ей было 15 лет. Там, ясное дело, левый поворот.
Справедливость. Парни со сладкими речами.
Среди них мой дед.
Училась с Платоновым в Воронеже в совпартшколе.
Вряд ли кто-то помнит сейчас этот мир,
Принадлежащее мединституту здание
Красного кирпича
В Детском парке

Раскулачивала в Тамбове
Стреляла
Там поседела
Когда в её телегу в спину бросали ножи

Она реально не понимала
Что дед наполовину еврей
Их вообще не интересовал
Национальный вопрос
Только секс и революция
Гражданская война
Победа коммунизма
Они просто были красавцы
Белокурые бестии

Мои карие очи — в обоих дедов
Я точная копия двух чудом сохранившихся фотографий:
Матери деда, польской еврейки Раисы,
И харьковской бабки, Авдотьи Петровны

Но Ганна, Анна Ивановна,
Белокурая бестия с наглым русским арийским украинским взглядом
Голубых её выцветших глаз исторического победителя,
Известным мне в том числе по фото тридцатых,
Галина Буйволова — моя первая детская любовь.
Её руки никогда не казались мне жёсткими.
Её грудь никогда не казалась мне слишком неопрятной,
Хотя она всегда роняла на неё капли своего борща —

Я орала на неё, когда она прерывала мои разговоры по телефону
С первыми любовниками.
Меня смешило и трогало, когда она
Пыталась наладить с ними отношения

Я стригла её заскорузлые жёлтые старческие ногти
И подтирала за ней дерьмо
Когда она не могла донести его до туалета
Я была её деловым партнёром, когда моя мать умирала
И надо было два года
(здесь обрыв киноленты)

Вчера опять снилось, что она отдаёт мне в наследство,
В безраздельное пользование
Свой волшебный дом на юге Воронежской области, на украинской границе,
Которым я буду владеть после смерти.







Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service