* * *Пушкин сказал одной девочке в снегах: Давайте выпьем водки морозной в жемчугах. Западно-Сибирской равнины посередь Как чудесно было бы к утру замёрзнуть и умереть. Мы уснём, а в карманах ледяные перочинные ножи, Смёрзшиеся восток и запад, нескончаемые кутежи. Выпьем водки и закусим каменным яйцом. А ворон куда-нибудь да принесёт руку белую с кольцом. * * *
Помню, в поезде Хабаровск–Москва Я купил у немых колоду карт. На одной нарисовано, как на жопе Фома Мчится по снегу без всяких нарт. Ни волыны, ни денег и ни души. Так намного легче, вы знаете? Лишь снятся заледенелые малыши, Что рукавичками машут в сторону Площади Памяти. * * *
Ночью из фамилий космонавтов стали исчезать буквы. А вместо букв появлялись могилки и грядки брюквы. Я пришёл через день: в фамилиях усиливался непорядок. Туманные вихорьки бродили меж могилок и грядок. А ночью я наблюдал, как в орфоэпических просторах Лишь какие-то псевдозвуковые формы висели на покосившихся заборах. Утром я вспоминал былые парады планет, Пил кофе да горевал, что космоса больше нет. * * *
Хорошо бы, если б тихих алкоголиков забирали в рай. Но их уводят за тёмный сарай. И начинается нескончаемый бестелесный автостоп К неподвижной звезде на северо-восток. Почему их глаза на старых фото приобретают молочные оттенки? Это удивительно для страны, где у всех рябиновые щёчки и розовые зенки. * * *
Зажглись на чужом дворе два огня и жалобно запели. Сидит умрун на старой ели, и морда словно у коня. Небесный Алехин берёт его старческой рукой И ставит его на d5 прямо за рекой. Это значит, что дальше жить без бабочек. И каждый день будет словно застывший сок маковых коробочек. * * *
Котик сидел с бабушкой на одеяле. Он улыбался, и глаза его сияли. Ведь удалось ему скрыться от бесей И закопать килограмм курительных смесей. Ведь в древнем Китае любили очень отцы, Когда он приятно пел им в жанре цы. Ведь у него готов роман «Катала». И есть пушистый хвост, и яйца из металла. * * *
Из села Афонькино в Большую Ченчерь Приехал старичок Селезнёв навестить свою дщерь. Как, говорит, поживают в лесных массивах Лощь, хуница, гоностай-девица, Пысь, батсуг и бабан? А дщерь загрохотала, как барабан. Ты что, мол, папаша, не будь я тётя Глаша, У нас тут остались только пёрш да кудак. Прими во внимание, пожилой тудак-растудак. * * *
Яблоня и Карагач Изнемогают от своей древесной любви. Даже Сталин под ними сидел. И сидел под ними главврач. И сидел однажды под ними пьяный шурави. Деревья не берут меня назад. Не берут в своё тёплое дупло. А я остаюсь на земле, как ядохимикат. Вокруг меня вновь образуется некое грязное село. * * *
Я увидел это в фильме. Как ветер играет занавеской на арфе. И кровь по венам течёт спокойно, как ветер. И книги сами заворачиваются в платки. И листья сами прикрепляются к шапке ребёнка. И у чиновника пятого ранга на халате проступает квадрат с медведем. Избы сами врастают в землю и скрываются под землёй. Так и святые один за одним заполняют каждую улицу. * * *
Я сделал город Из упавших яблок у реки. Пришли туда жить озябшие червяки. Я сделал им мост Из обломка старой ложки. Всю ночь ехали по нему маленькие неотложки. А утром червяки провели парад И друг другу беззвучно кричали на параде, Что непременно включат их град В славное Содомское Пятиградие. * * *
и боевых сверчков Платона фантомов маленьких Невтона российская земля рожать не успевает заряжать
|