камышовая летопись

всё так понятно
как прыжок кошки охотящейся на ошалевшую муху
в июньский задушливый комнатный зной

периной тополиного пуха покрыта река
возле запущенного парка
и далеко не роскошной плотины

зелёной ряской покрыта и комариным кружевом
эротическим как им самим кажется кваканьем жаб

никаких тебе развлечений
всё предместье вынуждено прижаться к воде
к гидрам речным и гидропарковой хвое
к осоке и головастикам
к беззубкам из класса моллюсков
к вёртким пиявкам
ко всему этому ихтиарию с плавниками
жмётся и просится

только ладонь лодки как знамение
скользнёт по небосводу поверхности воды —
и снизу окунь запишет окуню в камышовую летопись:
в лето Божие 2009-ое а от сотворения мира 7517-ое
великое видение было от края залива и вплоть до рукава
так что на несколько минут солнца не стало
и страх великий и смертное знамение
и трепетание чешуи
...
а это те которые просились
стучали в двери воды
и им открыли
как мухе форточку

щука думает

люди залегли на дно стёртых до подошвы дворов

в глазах у них верховодки и когда луч как чайка падает
они шмыгают в уголки и тогда настаёт такая ясность
что видно как в глубине зависает насыщенная щука времени
и несколько окуней ей маячат

но щука думает о чуть рыбьей косточке самолёта наверху:

это так же как смотреть на отполированный оклад ногтя
и думать о евангелии

эклектика

ночь раздувает жабры
она тяжело дышит
её боковая линия скользкой дороги
проходит вплотную к моему дому
она ничего не слышит ибо глуха

луна это разрезанная
дорическая колонна над рекламой
путёвок на кипр

мы знаем о больших ураганах
тысячи желающих просто бросались
в море с пеной на губах
они на девяносто состоят из себя
то есть из воды
а скелет это просто эклектика костей
и стройное соединение позвонков архе

желающие чувствуют как вибрирует вода
обогащённая светом

как атланты держат как кариатиды
невидимые хранители уменьшенные
до размеров нашего воображения
где-то между первым и вторым этажом

и колонна понемногу приобретает свойства луны
а тело костей
я уже не знаю где искать начало
нашего кипра

выход

как хорошо вам в мягких коконах исследовать каждый метр сна
и улыбаться тому что жизнь — это маленькие порции мороженого
нанизанные на ложечки миндалин
и холод уже не достанет в подворотне финку
и не покажет её металлическое ребро — единственный взблеск во тьме —

как хорошо им выходить из подъезда в тихую пору около двух часов:
двое а Третий — сын — ещё на руках маленький счастливый и заспанный —
смотрит на илистое небо как-то неуверенно и взгляд Его виноградный
будто катится по тарелкам родительских лиц но никакого ответа
только у матери развязался ужик волос
а у отца дёрнулся кадык остро словно гвоздика

оптика

дождь снаряжает караваны травы
из бордюров и бурдюков она напивается
а на углу прорвало трубу
раскидало щебень как гречку
сдвинуло оптику луж
так что самые мощные телескопы
не могут найти небо
мудрецы торгующие в палатках
тонкими ковриками и лампочками
затюканные торговцы

дождь расскажет всю правду о любви и о мести
в шёлковом фильме
о капле что убегает от труб
о мыле что понемногу выходит из колеса перевоплощений
он знает что ливни не выход так же как и злость
а лишь утоление жажды бордюров и бурдюков
когда зелень в разливе
и до осени хны и ясных парикмахерских инструментов
длинная прядь ночи с лунным серпом

кит доро́г

о великий кит дорог
три дня и три ночи мы не покидали
метро твоего тела
синица реки натягивает вены
тинь!
грех — это скольжение по поверхности
самих себя
писа́ть светом как мелом
по зелёным доскам твоих глаз
цинь!
комната как изгиб твоего колена
мягкий и сухой
и мы спрячемся в ките
в его голове
как в алькове
и будем читать из рук
как изголодавшиеся псы
которые блаженно косят молочные поля белков
и любовно туманятся
к великой собачьей матери
где-то там на углу улицы
возле изгиба твоего колена

* * *

в этих холодных кельях за которыми присматривает зима
деревянное распятие акации слегка шелестит
пустыми стручками наших голосов

забытые птицами гнёзда — взъерошенные травы —
несколько чьих-то волос тёмных как цыганская кровь —
листок смородины и белые крапинки счастья

из-за холма виден город его алюминиевый дуршлаг
пропускает сквозь свои отверстия пространство
вот сквозь прорезь домов
видно возбуждённую и тёплую трубу тэс

вот яр открывает кусты
вот белый гидропарк натужно стекленеет
как гранёная хрустальная ваза в бабушкином серванте
вот ты кормишь из рук белку и она хватает
ореховый мозг осени и прячет под снег
к песку и мокрой хвое