камышовая летописьвсё так понятно как прыжок кошки охотящейся на ошалевшую муху в июньский задушливый комнатный зной периной тополиного пуха покрыта река возле запущенного парка и далеко не роскошной плотины зелёной ряской покрыта и комариным кружевом эротическим как им самим кажется кваканьем жаб никаких тебе развлечений всё предместье вынуждено прижаться к воде к гидрам речным и гидропарковой хвое к осоке и головастикам к беззубкам из класса моллюсков к вёртким пиявкам ко всему этому ихтиарию с плавниками жмётся и просится только ладонь лодки как знамение скользнёт по небосводу поверхности воды — и снизу окунь запишет окуню в камышовую летопись: в лето Божие 2009-ое а от сотворения мира 7517-ое великое видение было от края залива и вплоть до рукава так что на несколько минут солнца не стало и страх великий и смертное знамение и трепетание чешуи ... а это те которые просились стучали в двери воды и им открыли как мухе форточку щука думает
люди залегли на дно стёртых до подошвы дворов в глазах у них верховодки и когда луч как чайка падает они шмыгают в уголки и тогда настаёт такая ясность что видно как в глубине зависает насыщенная щука времени и несколько окуней ей маячат но щука думает о чуть рыбьей косточке самолёта наверху: это так же как смотреть на отполированный оклад ногтя и думать о евангелии эклектиканочь раздувает жабры она тяжело дышит её боковая линия скользкой дороги проходит вплотную к моему дому она ничего не слышит ибо глуха луна это разрезанная дорическая колонна над рекламой путёвок на кипр мы знаем о больших ураганах тысячи желающих просто бросались в море с пеной на губах они на девяносто состоят из себя то есть из воды а скелет это просто эклектика костей и стройное соединение позвонков архе желающие чувствуют как вибрирует вода обогащённая светом как атланты держат как кариатиды невидимые хранители уменьшенные до размеров нашего воображения где-то между первым и вторым этажом и колонна понемногу приобретает свойства луны а тело костей я уже не знаю где искать начало нашего кипра выход
как хорошо вам в мягких коконах исследовать каждый метр сна и улыбаться тому что жизнь — это маленькие порции мороженого нанизанные на ложечки миндалин и холод уже не достанет в подворотне финку и не покажет её металлическое ребро — единственный взблеск во тьме — как хорошо им выходить из подъезда в тихую пору около двух часов: двое а Третий — сын — ещё на руках маленький счастливый и заспанный — смотрит на илистое небо как-то неуверенно и взгляд Его виноградный будто катится по тарелкам родительских лиц но никакого ответа только у матери развязался ужик волос а у отца дёрнулся кадык остро словно гвоздика оптика
дождь снаряжает караваны травы из бордюров и бурдюков она напивается а на углу прорвало трубу раскидало щебень как гречку сдвинуло оптику луж так что самые мощные телескопы не могут найти небо мудрецы торгующие в палатках тонкими ковриками и лампочками затюканные торговцы дождь расскажет всю правду о любви и о мести в шёлковом фильме о капле что убегает от труб о мыле что понемногу выходит из колеса перевоплощений он знает что ливни не выход так же как и злость а лишь утоление жажды бордюров и бурдюков когда зелень в разливе и до осени хны и ясных парикмахерских инструментов длинная прядь ночи с лунным серпом кит доро́г
о великий кит дорог три дня и три ночи мы не покидали метро твоего тела синица реки натягивает вены тинь! грех — это скольжение по поверхности самих себя писа́ть светом как мелом по зелёным доскам твоих глаз цинь! комната как изгиб твоего колена мягкий и сухой и мы спрячемся в ките в его голове как в алькове и будем читать из рук как изголодавшиеся псы которые блаженно косят молочные поля белков и любовно туманятся к великой собачьей матери где-то там на углу улицы возле изгиба твоего колена * * *в этих холодных кельях за которыми присматривает зима деревянное распятие акации слегка шелестит пустыми стручками наших голосов забытые птицами гнёзда — взъерошенные травы — несколько чьих-то волос тёмных как цыганская кровь — листок смородины и белые крапинки счастья из-за холма виден город его алюминиевый дуршлаг пропускает сквозь свои отверстия пространство вот сквозь прорезь домов видно возбуждённую и тёплую трубу тэс вот яр открывает кусты вот белый гидропарк натужно стекленеет как гранёная хрустальная ваза в бабушкином серванте вот ты кормишь из рук белку и она хватает ореховый мозг осени и прячет под снег к песку и мокрой хвое
|